Я сопровождал эти слова простодушнейшей улыбкой. Хозяин пожал плечами и отошел от окна. Я отворил дверь в гостиную и попросил ключ от спальни, чтобы отнести туда чемодан.
— Поставь его на стул, — сказала госпожа, — я сама уберу вещи.
Завтрак прошел в тягостном молчании. Унылая тишина стояла в доме. Я примостился возле холодильника. Комендант сидел ко мне спиной. Госпожа уткнулась в тарелку.
До отъезда коменданта за столом было весело, так как болтовня госпожи оживляла этот ежедневный тет-а-тет.
— Говорю ж тебе — нет.
— Не понимаю… ничего не понимаю, — пробормотал комендант. — Может, жара действует тебе на нервы? Непременно посоветуйся с врачом… Голова не болит?
— Немного… — проронила госпожа, занятая своими мыслями.
— Бой, аспирина! — приказал патрон.
Я подал коробочку госпоже, рука ее дрожала.
— Увидишь, тебе станет легче, — сказал комендант. — А завтра непременно посоветуйся с врачом.
Тяжело ступая, он вышел на веранду.
Дневник Тунди
Тетрадь вторая
Данган разделен на две части — европейскую и туземную, но, несмотря на это, все, что происходит в домах под железными кровлями, известно до мельчайших подробностей в глинобитных хижинах. Насколько местные жители осведомлены о жизни белых, настолько белые слепы ко всему, что их окружает. Любому негру известно, например, что жена коменданта изменяет мужу с начальником тюрьмы, нашей грозой.
— Белые женщины немногого стоят, — сказал мне как-то бой г-на Моро. — Даже жена такого большого вождя, как комендант, не прочь поразвлечься в машине с любовником! Жаль, что эти истории зачастую кончаются выстрелами…
И он рассказал мне, как в Испанской Гвинее на его глазах двое белых чуть не убили друг друга из-за женщины, которая даже не была вполне белой, — одной из тех женщин, которых мы сами презираем…
Можно ли убивать или рисковать жизнью из-за женщины?! Наши предки были мудрецами. «Женщина — кукурузный початок, — говорили они, — доступный всякому рту, только не беззубому».
Впервые госпожа принимала любовника в присутствии мужа. Г-н Моро в резиденции? От страха у меня весь вечер болел живот. Теперь я ругательски ругаю себя. Как мне излечиться от этой дурацкой чувствительности? Ведь я зря страдаю из-за нее, когда дело меня совершенно не касается.
Право, в пылу страсти белые бросают вызов судьбе. Я не ожидал, что г-н Моро появится в резиденции, после того как весь Данган осведомлен о его отношениях с госпожой. Комендант слишком высокого мнения о себе, чтобы сомневаться в супруге. Весь вечер он пыжился, как индюк. Он ничего не заметил — ни излишних забот, которыми окружают мужей неверные жены, ни ледяной любезности между госпожой и гостем — любезности сообщников, желающих казаться чужими…
Занятно, как много выражений мелькает на женском лице в такие минуты. Госпожа менялась до неузнаваемости в зависимости от того, обращалась ли она к любовнику или к мужу. Когда она улыбалась первому, я видел лишь ее ресницы. Когда она улыбалась коменданту, на лбу у нее выступали капельки пота — от усилия смеяться как можно натуральнее. Это с трудом удавалось ей, хотя она и подносила платок к глазам, чтобы вытереть воображаемую слезу… Комендант посмеивался с оттенком превосходства и тут же принимал сокрушенный вид, словно был в отчаянии от того, что начальник тюрьмы, на которого он взирал сверху вниз, не понимает острот. Тогда г-н Моро с опозданием разражался смехом, что вызывало наконец естественный смех госпожи!
Госпожа случайно обратила взор в сторону холодильника, где я стоял, ожидая приказаний. Она вспыхнула и тотчас же перевела разговор на негров. Г-н Моро рассказал о неграх, заключенных в тюрьме. Выходило, что данганская тюрьма — рай для местных жителей. Можно было подумать, будто негры, которых выносили оттуда ногами вперед, умирали от счастья. Ох, уж эти мне белые!
Госпожа поджидала меня на крыльце. Заметив меня, она перестала кружить на месте. Взгляд ее неотступно следовал за мной, пока я поднимался по лестнице.
— Вот уже полчаса, как я жду тебя! — сказала она раздраженно. — Ты всегда теперь отлучаешься после обеда? Мне казалось, что твой рабочий день кончается в полночь. Где ты был?
— Грелся на солнышке, госпожа, — ответил я, изобразив на лице глупейшую улыбку.
Эти слова подлили масла в огонь.
— Ты что, смеешься надо мной?
— Нн…ет, госпожа, — ответил я, делая вид, что заикаюсь от испуга.
— Ты считаешь себя умнее всех! — сказала она, презрительно усмехнувшись. — С некоторых пор ты считаешь, что тебе все позволено! Все замечают это, даже мои гости!