Повар наблюдал за мной из окна кухни. Он грустно покачал головой, ударил правой рукой о левую и приложил левую ладонь ко рту. Он выражал этим свое удивление, что всегда раздражало меня. Он отошел от окна. Я все еще как дурак держал щетку.
Я спустился по лестнице и вернулся на кухню. Повар стоял ко мне спиной и с минуту воздерживался от замечаний. Наконец он обратился ко мне:
— Ты никогда не будешь хорошим боем, Тунди. В один прекрасный день ты станешь причиной несчастья. Когда же ты поймешь, что белому нужен не ты сам, а твои услуги! Я повар. Белый видит меня лишь через свой желудок… Не понимаю вас, теперешнюю молодежь, что на вас нашло? Со времени немцев белые не изменились, это я тебе говорю. Изменился только язык… Да, вы, дети наших дней, очень нас огорчаете…
Он помолчал.
— Чем ты опять рассердил госпожу сегодня утром? — спросил он.
— …
Он повторил вопрос.
— …
— Не таращи глаза, — продолжал он. — Я старше тебя. Ты мне в сыновья годишься. Прислушайся к голосу мудрости. Выйдя из норы, мышь не задирает кошку…
— Твоя правда, — ответил я наконец, — но скажи мне… разве бой не должен был…
Он не дал мне договорить. Лицо его, серьезное за минуту перед этим, расплылось от неудержимого смеха. Он упал на пустой ящик, сотрясаясь всем телом. Взглянул на меня и рассмеялся еще пуще. Баклю прибежал из прачечной.
— Что случилось? — спросил он, собираясь повеселиться. — Что случилось?
Повар держался за бока. Он показал на меня пальцем и так расхохотался, что бессильно уронил руку. Он задыхался, вытирал глаза. Между тем Баклю заранее выставил свои козлиные зубы, смеясь над тем, что скажет повар, а тот бормотал: «По…го…ди, по…годи!» Наконец повар успокоился, подтянул локтями брюки и подошел к буфету, двигаясь, словно горилла, которая собирается взобраться на дерево. Налил себе стаканчик красного вина. Опрокинул его и вновь уселся на ящик.
— Не часто удается посмеяться от души! — сказал он.
И снова вытер глаза.
— Не будь эгоистом! — взмолился Баклю, теряя терпение. — За сколько продаешь свою новость?
— Дороже женщины! — ответил повар смеясь.
Это означало, что новость стоит так дорого, что он предпочитает сообщить ее даром.
— Итак, — заговорил он, — Тунди и госпожа поссорились из-за кое-каких предметов…
— Каких? — спросил Баклю. Он выпятил нижнюю губу, притворяясь удивленным.
— Ну знаешь…
Он пояснил свои слова жестом. Баклю согнулся пополам от хохота и стал пятиться, пока не стукнулся задом о буфет. Он соскользнул на пол, плечи его ходуном ходили, тогда как из горла рвались звуки, похожие на тявканье. Повар встал и похлопал его по плечу.
— Давненько я так не смеялся! — сказал Баклю, отряхивая сзади брюки.
— Расскажи-ка нам об этом, малыш! — попросил повар, награждая меня тумаком.
Но не дал мне и рта раскрыть.
— Ох, уж эти мне белые! — воскликнул он. — До чего только не додумаются…
Он опять расхохотался.
— А зачем это нужно? — спросил Баклю с притворным простодушием.
— Говорят, чтобы лучше получалось… — сказал повар, понимающе подмигивая и издеваясь над моим неведением.
— Вот именно, — подтвердил Баклю.
Они опять засмеялись.
— Ну, я пойду, — сказал Баклю, — у меня две корзины грязного белья…
Повар засопел и вытер нос тыльной стороной руки.
— Знаешь, малыш, — заговорил он, обращаясь ко мне — люди повсюду смеются, даже у изголовья покойника. Надеюсь, ты не сердишься на меня за этот чертов смех? Я просто не мог совладать с собой.
Он опять улыбнулся, затем лицо его стало серьезным.
— Понимаю, почему госпожа рассердилась на тебя, — продолжал он, — ты залез слишком далеко со своей щеткой. Видишь ли, получилось так, словно ты обнаружил присутствие господина Моро в резиденции… Женщины не прощают этого. Лучше бы ты заглянул ей под юбку. Белая женщина не допустит, чтобы ее бой делал такие открытия…
Он боролся с собой, чтобы не расхохотаться. Могучая нижняя челюсть повара дрожала. Он повернулся ко мне спиной, голова его тряслась от еле сдерживаемого смеха.
Госпожа вышла на крыльцо. Она открыла рот, но не промолвила ни слова. Наконец позвала меня и велела принести щетку. Она вырвала ее из моих рук и вошла в дом. Минуту спустя я услышал шуршание соломенной щетки по цементному полу.
— Видно, она сама подметает пол в спальне! — сказал повар. — Что бы ей самой сварить себе обед!
— Она сама подметает пол в спальне! — крикнул Баклю на нашем языке. — Что бы ей самой вымыть свое белье!