О всех услышав способах тягот
И в них совсем зерна не видя правды,
Отрады в сердце он не ощутил.
Задумавшись, глядел он с состраданьем,
В согласьи с сердцем рот его сказал:
«Поистине, подобные страданья
Прискорбно видеть,— и притом их цель
Людская иль небесная награда.
В возвратности рождений и смертей,
Как много вы выносите мучений,
Как скудно награждение у вас!
С друзьями расставанье, отреченье
От положений тех, где был почет.
Ваш внешний лик, разрушенный чрез вас же,
Чрез пытку многократную ваш путь,—
И это все лишь с тем, чтоб вновь — рожденье,
Продленье пятикратного «Хочу»,
Через страданье — ищете страданья,
Рожденье — смерть и вновь с рожденьем — смерть.
Бояся боли, длите пребыванье
В пучине боли, в море вечных мук,
Бежите одного разряда жизни,
Чтобы другой немедленно создать.
Кто делом восстает на здравый разум,
Тот в сердце как бы корчами стеснен,
Телесное есть лишь причина смерти,
Исходит сила только из ума.
Коль ум из поведенья удалим мы,
Телесное деянье есть лишь гниль,
Так должно упорядочить нам разум,
И тело будет правильно идти.
Есть чистое, то в набожном заслуга,
Вы говорите: если это так,
И звери, что питаются травою,
Знать, в набожном заслугу совершат.
Страдать, вы говорите, есть заслуга
Дальнейшая, когда ты сердцем добр;
Так почему же те, кто не страдает,
Не могут сердца доброго иметь?
И если исступленные все эти,
Живя в воде, лишь чисты потому,—
И тот, кто духом зол, вступая в воду,
Он тоже, значит, будет чист и свят?
Коль праведность — основа чистой жизни,
Такое обиталище есть зло:
Что праведно, должно быть очевидно,
Его не прятать нужно, а являть».
Так о вопросах веры рассуждая,
Заката Солнца дождались они.
Огнепоклонства видел он обряды,
Как чистый пламень в дереве сверлят,
И как его обрядно раздувают
И возлиянья делают из масл,
И слышал, как поют притом молитвы,
А Солнце между тей совсем зашло.
Смысл надлежащий в этом не увидев,
Царевич восхотел от них уйти.
Отшельники же все вокруг собрались
И умоляли, чтоб остался он.
«Пришел сюда из мест ты нечестивых,
В наш лес, где вера правая цветет,
И вот уже уйти от нас желаешь,
Итак, тебя мы просим, подожди».
Все старые отшельники, что были
В одежде из коры и чьи власы
Лохматы и запутанны торчали,
Просили Бодгисаттву: «Подожди».
Увидя этих возрастом преклонных,
Под древом Бодгисаттва подождал,
И юные и старые сошлися
И, окружив его, просили так:
«Придя сюда нежданно, в эти рощи,
Исполненные всяческих прикрас,
Зачем теперь уходишь ты отсюда,
Чтоб совершенство меж пустынь искать?
Как человек, что любит долголетье,
Не хочет тело отпустить свое,
Так мы теперь тебя остаться просим,
И не хотим отсюда отпускать.
И Риши, и Брамины постоянно
Здесь пребывали, набожность блюдя,
Небесные и царственные Риши
Здесь в этих самых медлили лесах.
Места, что возле снежных гор ютятся,
Где каются — кто кровию высок,
Сравниться с этим те места не могут,
Отсюда все взошли на Небеса.
Коль нас ты усмотрел как нерадивых,
В нас видишь не довольно чистоты,
Так мы должны тогда уйти отсюда,
А ты останься и почти сей лес».
И молвил Бодгисаттва, и ответил:
«Ищу пути я правого спастись,
Хочу разрушить все влиянья мира,
У вас же всех — пресильные сердца.
К вам всем исполнен я благожеланья,
Приятная беседа всем мила,
Вас слыша, я окреп в благоговеньи.
И вы ко мне с почтеньем отнеслись.
Но вынужден я ныне удалиться,
И сердце оттого весьма скорбит,
Оставил я своих родных и кровных,
А ныне с вами разлучаться мне.
Боль расставанья с теми, кто содруг твой,
Терзание разлуки — велико,
Не может не скорбеть мой дух при этом,
Как недостатки должен видеть он.
Но вы, терпя страдания, хотите
Отраду знать рожденья в Небесах,—
А я хочу от Трех Миров спастися,
Что ум отверг, отбросить должен я.
Закон, что вы свершаете здесь жизнью,
Наследство прежних есть учителей,—
Я ж накопленья все хочу разрушить,
Закона не такого я ищу.
Подобного Закон мой не допустит.
И потому я медлить не могу,
И в роще мне не должно оставаться,
Чтоб бесполезный продолжать здесь спор».