- Что-то мне не хочется ухмыляться, - сказал Гас.
- Думаешь взять выходной?
Чак поднял руки и снова опустил на свою коробку для ланча, покоящуюся на его коленях.
- Я не знаю. Может, сделаю пару звонков, проверю, не сможет ли кто подвезти меня, но я на это не слишком надеюсь.
- Если решишься-таки взять выходной, советую не планировать провести его за просмотром «Нетфликс» или видео на YouTube. Интернет снова упал, и сдаётся мне, теперь уж насовсем.
- Предполагаю, ты уже знаешь про Калифорнию, - сказал Гас.
- Сегодня утром я не включал телевизор. Поспал чуть дольше, чем обычно. – Марти помолчал. – По правде сказать, мне не очень-то и хотелось его смотреть. А что, есть какие-то новости?
- Ага. Остатки штата приказали долго жить, - однако тут же Гас поправился: - Ну… они сказали, что ещё двадцать процентов Калифорнии держится, что означает, вероятно, процентов десять от силы, но регионы-производители продовольствия уже точно исчезли.
- Ужасно, - так, конечно, и было, но вместо ужаса, паники и горя, Марти чувствовал только какую-то глухую тревогу.
- Это да, - согласился Гас. – Особенно учитывая, что весь Средний Запад превращается в кучу древесного угля, а южная часть Флориды в одно большое болото, где раздолье теперь только разве что для аллигаторов. Надеюсь, в твоих морозилке и кладовой припасено достаточно провизии, потому что все основные регионы-производители продовольствия этой страны пошли прахом. Та же история и в Европе. В Азии того и гляди наступит голод. Там уже миллионы погибли. Я слышал – бубонная чума.
Они сидели в машине на подъездной алее у дома Марти, наблюдая, как всё больше людей возвращается с центра города, многие одеты в костюмы и галстуки. Женщина в симпатичном розовом костюмчике плелась по дороге в кроссовках, держа туфли на каблуках в одной руке. Марти вспомнилось, что её, вроде бы, зовут Андреа, и живёт она на улицу или две выше. Уж не Фелиция ли говорила ему, что она работает в «Мидвест Траст»?
- И пчёлы, - сказал Гас. – С их популяцией были проблемы уже десять лет назад, а теперь они и вовсе исчезли, кроме нескольких ульев в Южной Америке. Больше никакого мёда, сладкий. А без их опыления зерновые культуры могут…
- Прости, - сказал Марти. Он вылез из машины и пошёл рысью, чтобы догнать женщину в розовом костюмчике. – Андреа? Вы Андреа?
Она опасливо обернулась, поднимая свои туфельки, словно надеялась пустить в ход один из каблуков для острастки, если что. Марти её понимал; в эти дни появилось достаточное количество слишком уж развязных людей, позволяющих себе невесть что. Он остановился в пяти шагах от неё.
- Я муж Фелиции Андерсон, - бывший, вообще-то, но просто «муж» звучит менее угрожающе и не так потенциально опасно. – Мне кажется, вы и Фел знаете друг друга.
- Знаем. Я с ней состояла в Соседском Дозоре* (представляет собой организованную группу гражданских лиц, занимающихся предотвращением преступности и вандализма в пределах района). Что я могу сделать для вас, мистер Андерсон? У меня был довольно длительный пеший переход, а моя машина застряла в сплошном месиве из автомобилей в центре города. А здание банка, вы представляете, оно… кренится.
- Кренится, - повторил Марти. Он представил вдруг наклоняющуюся Пизанскую Башню. С фотографией вышедшего на пенсию Чака Кранца на вершине.
- Оно прямо на краю провала, и хотя здание пока ещё туда не падает, выглядит оно крайне небезопасно, как по мне. Уверена, оно обречено. Полагаю, это конец моей работе, по крайней мере, в филиале, что в центре города, но на самом деле мне плевать. Сейчас я просто хочу попасть домой и дать, наконец, отдых ногам.
- Я хотел полюбопытствовать про билборд на здании банка. Вы его видели?
- Как же я могла его пропустить? – удивилась Андреа. – Я в конце концов там работаю. Ещё я видела вездесущие граффити: «Мы любим тебя, Чак», «Чак жив», «Чак навсегда». И ещё рекламу по телевизору.
- Правда? – Марти подумал о том, что увидел вчера вечером на странице «Нетфликс» перед тем, как связь окончательно пропала. Тогда он отмахнулся от Чака, как от раздражающей, вечно всплывающей рекламы.
- Ну, её крутят по каналам местных станций, как минимум. Может, по кабельному и нет такой рекламы, но для нас кабельное телевидение уже в прошлом. С самого июля.
- Как и для нас, - теперь уж, когда он начал выдумывать, что всё ещё существуют какие-то «мы», в смысле – он и Фелиция, лучше продолжать в том же духе. – Нам доступен только 8-ой канал и 10-ый.
Андреа кивнула.
- Больше никакой рекламы автомобилей или таблеток «Эликвис»* (препарат, антикоагулянт – вещество, угнетающее активность свёртывающей системы крови и препятствующие образованию тромбов), или «Дисконтной Мебели Боба» * (магазины мебели со скидкой). Только Чарльз Кранц, тридцать девять замечательных лет, спасибо, Чак. Он занимает экран целую минуту, а затем они снова пускают по кругу регламентированный список передач. Очень своеобразный подход, но в наши дни – почему бы и нет? А теперь, мне действительно очень хочется домой.