- Этот Чарльз Кранц как-то связан с вашим банком? Это оттуда он вышел на пенсию?
Она ещё ненадолго задержалась, прежде чем продолжить свой нелёгкий поход домой. В руке она так и держала туфли на высоком каблуке, которые сегодня ей, видимо, не понадобятся. А, возможно, больше вообще не понадобятся.
- Сроду не слыхала о Чарльзе Кранце и ничего о нём не знаю. Он, наверное, работал где-то в филиале в Омахе. Хотя, как я понимаю, Омаха теперь просто одна большая пепельница.
Марти проводил её взглядом. Как и Гас Уилфонг, который присоединился к нему. Гас кивнул на вереницу возвращающихся с центра города людей, которые больше не могли добраться до мест своей работы – продавцы, торговые представители, официанты, почтальоны.
- Они похожи на беженцев, - сказал Гас.
- Ага, - отозвался Марти. – В каком-то смысле они и есть беженцы. Эй, помнишь ты спрашивал меня о запасах провизии?
Гас кивнул.
- У меня точно есть несколько банок супа. Также найдётся немного риса-басмати* (ароматный рис с мелкими длинными зёрнами) и «Райс-а-Рони»* (распространённый в Америке гарнир из вермишели и риса). Хлопья, если мне не изменяет память. Что касается морозилки: там у меня насчитывается около шести замороженных обедов и полпинты «Бен и Джерри»* (мороженое).
- В твоём голосе я не слышу беспокойства.
Марти пожал плечами.
- А какой прок от беспокойства?
- А это любопытно, знаешь ли, - сказал Гас. – Беспокойство – вот, что мы все испытываем в первую очередь. Нам нужны ответы. Люди пошли в Вашингтон, чтобы протестовать. Помнишь, как они свалили ограждения перед Белым Домом, а тех студентов подстрелили?
- Ага.
- В России свергли правительство, а между Индией и Пакистаном случилась Четырёхдневная Война. А ещё вулкан в Германии – ради Христа! – в Германии! Но мы постоянно говорим друг другу, что нас-то пронесёт, но что-то не похоже, а?
- Не похоже, - согласился Марти. Хотя он только недавно поднялся с кровати, он чувствовал себя усталым. Очень усталым. – Не пронесёт, а разорвёт.
- И потом ещё эти самоубийства.
Марти кивнул.
- Фелиция наблюдает это каждый день.
- Дума, самоубийства скоро сойдут на нет, - сказал Гас, - и люди просто будут ждать.
- Ждать чего?
- Конца, дружище. Конца всего. Мы уже прошли через все пять стадий горя и печали, неужели ты не видишь? А теперь приближаемся к последней. Смирению.
Марти ничего не сказал. Нечего тут было сказать.
- Теперь уже всем всё до лампочки. И вот это… - Гас повёл рукой. – Пришло не пойми откуда. Я хочу сказать, мы и так знали, что окружающая среда летит псу под хвост – думаю, даже эти правые* (политическая партия или система, придерживающаяся мнения, что все процессы происходят естественным путём) психопаты втайне в это верили, - но кто ожидал такого количества дерьма, и чтобы всё сразу. – Он посмотрел на Марти почти умоляюще. – И сколько нам осталось? Год? Четырнадцать месяцев?
- Да уж, - сказал Марти. – Хреново.
Кажется, это единственное подходящее слово.
Над головой они услышали гудящий звук и посмотрели наверх. В эти дни крайне редко можно было увидеть большие реактивные самолёты из муниципального аэропорта, летающие туда-сюда, но сегодня по небу летал маленький самолётик, он неуклюже кружился в вышине, извергая из своего хвоста белый след. Самолётик крутил петли, кренился, взлетал и спускался, а дым (или ещё какая химическая дрянь) формировался в слова.
- Ух ты, - сказал Гас, вытягивая шею. – Самолёт, который пишет в небе. Не видел ни одного с тех пор, как был пацаном.
«ЧАРЛЬЗ» - написал самолётик. Затем – «КРАНЦ». А потом, - ясное дело – «З9 ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЕТ». Имя уже начало расширяться и распушилось, как облако, когда самолётик написал: «СПАСИБО, ЧАК!».
- Какого хрена? – изумился Гас.
- Вот и я о том, - согласился Марти.
***
Он пропустил завтрак, так что по возвращении домой Марти разогрел в микроволновке один из своих замороженных обедов – пирог с курицей от «Мари Каллендер»* (сеть ресторанов в США), довольно вкусный, кстати, и понёс его в гостиную, чтобы посмотреть телевизор. Но настроиться он смог только на два телеканала, которые показывали фотографию Чарльза «Чака» Кранца, сидящего за своим рабочим столом, с шариковой ручкой в руке, застывшей в вечной готовности. Марти пялился в экран, пока ел свой пирог с курицей, а потом выключил эту идиотскую электронную коробку и вернулся в постель. В этом, казалось, было больше смысла.