Бонд отшвырнул листок. Казалось, тот излучает радиацию. Тихо присвистнул сквозь зубы, дотянулся до пачки «Шинсай» и закурил, глубоко вдыхая горький дым; поднял глаза на Танаку, смотревшего на него с вежливым интересом:
— Думаю, Первый — это Хрущев?
— Совершенно верно. А адресаты — посольства и генеральные консульства. Занятный материал, не так ли?
— Жаль, что вы не делитесь с нами подобной информацией. Мы ведь подписали договоры о дружбе и даже о торговле. Мне кажется, это просто нечестно.
— Честь — весьма ценимое понятие в Японии, коммандер. А не будет ли еще большим бесчестием нарушить слово, данное нашим американским друзьям? Они неоднократно заверяли меня и мое правительство, что любая жизненно важная для наших друзей и союзников информация будет им немедленно передана, не раскрывая источника. По моим данным, они выполняют свои обязательства.
— Вы отлично знаете, мистер Танака, что маскировка источника снижает значимость сведений до уровня бесчисленных «хорошо информированных кругов» в прессе. Само происхождение этого материала, возможность непосредственно читать тексты противника, вдвое повышают их важность. Без сомнения, Вашингтон передаст в Лондон искаженную версию этого текста. Думаю, уже передал. Но ведь ясно, что замалчивание страшной опасности, нависшей над Англией, может отвечать их интересам. В то же время, в интересах Англии использовать каждый час для принятия контрмер. Например, при первых признаках эвакуации интернировать всех советских в Британии.
— Я согласен с вами, коммандер. В данном случае мы можем найти и другой способ передачи информации вашему правительству. — Танака широко улыбнулся.
Бонд наклонился к нему:
— Даю слово чести!
Черты лица Танаки странно менялись. Щеки ввалились, глаза потеряли блеск, смотрели задумчиво и грустно. Он сказал:
— Я был счастлив в Англии, коммандер. У вас ко мне хорошо относились. Я отплатил неблагодарностью.
— А! — подумал Бонд. — Должок!
— Я надеялся, что война принесет победу моей стране. Я ошибался. Мы проиграли. Искупление этого бесчестия ляжет на плечи нынешней молодежи. Я не политик и не знаю, какие формы это примет. Сейчас у нас переходный период, обычный для побежденных. Но у меня есть свои, личные обязательства. Я в большом долгу перед вашей страной. Сегодня утром я выдал вам государственную тайну. Здесь сыграла свою роль и дружба с Дикко. И ваше поведение мне тоже понравилось. Я прекрасно понимаю всю важность этой бумажки для Великобритании. Вы запомнили его содержание?
— Да.
— Даете слово не передавать его третьей стороне?
— Да.
Тигр Танака встал и протянул руку:
— До свидания, коммандер. Надеюсь, мы еще увидимся. — Искренняя улыбка появилась на твердом лице. — Честь — это образ жизни, коммандер. Бамбук может согнуться под ветерком, но и кедр склонится под ураганом. То есть, и долг бывает превыше обстоятельств. Вас ждет машина. Передайте Дикко мое глубочайшее почтение и скажите, что он должен тысячу иен за ремонт электронного оборудования, являющегося собственностью государства…
Бонд пожал крепкую сухую ладонь. Сказал от души:
— Спасибо, мистер Танака.
Интересовало его сейчас лишь одно: как у Дикко со связью с Мельбурном? И как у Мельбурна с Лондоном?
6. Тигр, тигр!
Прошел месяц, мистер Танака стал «Тигром», а коммандер Бонд — «Бондо-сан».
— Джеймс, — объяснял ему Тигр. — Это трудно произнести японцу. И звучит слишком почтительно. Бонд-сан созвучно нашему «бон-сан», что значит «старикашка». Твердая согласная в конце тоже трудна для японца. В иностранных словах в таком случае мы добавляем букву "о". Получается Бондо-сан. Пойдет?
— "Бондо", конечно, по-японски, «свинья», или что-то в этом роде?
— Нет. Просто звукосочетание.
— Не обижайтесь. Я заметил, японцы не прочь подшутить над «гайджином». Помните, я рассказывал о своем приятеле по прозвищу «Манки» Мак Колл. Мы обычно зовем его «Монко». Вы сказали, у вас это нечто нецензурное, вот я и решил, что «Бондо» из того же ряда.
— Не стоит волноваться. Вполне респектабельное слово.
Шли недели, дела у Бонда не двигались, зато он все ближе сходился с Тигром и Дикко. После работы троица была почти всегда неразлучна, но Бонд чувствовал, что и во время вылазок на природу, и во время вечерних выпивок его постоянно и тщательно изучают. Дикко это подтвердил:
— Думаю, ты на верном пути, приятель. Тигр сочтет бесчестным вышибить у тебя почву из-под ног после первого успеха. Что-то там в глубине происходит, но вот что, понять не могу. Думаю, предстоит игра с шефами Тигра, но с Тигром на твоей стороне. Как аборигены говорят, у Тигра «широкая морда», то есть, он большой спец по всяческим махинациям. И его «долг» перед Англией тоже в твою пользу. Результат вашей первой встречи — неслыханный, как мы это здесь называем, «презенте». Но смотри! Ты накапливаешь целую кучу обязательств перец Тигром. И когда придет время заключать сделку, у тебя должен быть наготове соответствующий «презенто». Никаких лососей и креветок. Усек? Сможешь?
— Не знаю, — сказал Бонд нерешительно.
Материалы «Голубой тропы» из Макао казались ему мелкой рыбешкой по сравнению с лососем Тигра, единственный ломоть которого, предложенный Бонду, весил так много.
Испытания 200-мегатонной бомбы были произведены и вызвали взрыв общественного возмущения, проигнорированного Москвой. Но реакция западных правительств была мгновенной. Под предлогом защиты советских граждан от возможных провокаций, им запретили покидать двадцатимильную зону вокруг мест обитания и выставили плотные полицейские кордоны у посольств, консульств и всевозможных торговых представительств. Последовали ответные меры против британских дипломатов и журналистов в России, но это уже не было неожиданностью. Затем президент Кеннеди выступил с самой лихой за время своей карьеры речью, пообещав Советам все Божьи кары в случае взрыва ими ядерного устройства за пределами советской территории. Эти громовые проклятия, вызвавшие вопли ужаса у американского обывателя, в Москве невероятно находчиво парировали подобными же обещаниями, на случай, если Запад вздумает развлекаться атомными взрывами в пределах СССР и его союзников.