Пляски напоминают о тех днях, когда Давид скрывался с Самуилом в Раме. Процессия вызвала в памяти Мелхолы ужасное путешествие с рыдающим мужем Фалтием, которому в конце пути Авенир лаконично приказал сдаться и уйти прочь. При виде из окна она вспоминает, как помогла молодому Давиду убежать от смертоносного гнева полубезумного отца. А пляски и музыка продолжаются.
«Когда Давид возвратился, чтобы благословить дом свой, то Мелхола, дочь Саула, вышла к нему на встречу и сказала: как отличился сегодня царь Израилев, обнажившись сегодня пред глазами рабынь рабов своих, как обнажается какой-нибудь пустой человек!» (II Цар. 6, 20)
Нет сомнения, в этих горьких словах чувствуется беспощадная, брезгливая ненависть, которая может родиться только от плотской любви. Давид и Мелхола в конфликте не с Саулом и даже не с роком, а друг с другом. Это ядовитая привязанность между мужчиной и женщиной, нездоровое желание сделать другому человеку больно. Мелхола ненавидит его не за мучительное нападение на нее и Фалтия — она ненавидит Давида за то, что он — это Давид. Она ненавидит его за то же, за что любила, когда была царской дочерью, а он так блестяще начинал свой путь. И когда Мелхола смотрит из окна, видимо напоминающего ей другое окно, на дикие пляски раздетого или полураздетого царя, экзальтированно кружащегося в танце, она снова замечает то же, что когда-то любила в нем, но теперь она Давида презирает.
На обвинения в диких плясках Давид отвечает ей тоном, который можно заметить слезы: «И сказал Давид Мелхоле: пред Господом, Который предпочел меня отцу твоему и всему дому его, утвердив меня вождем народа Господня, Израиля; пред Господом играть и плясать буду; и я еще больше уничижусь, и сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих, и пред служанками, о которых ты говоришь, я буду славен» (II Цар. 6, 21–22).
Заканчивается глава так: «И у Мелхолы, дочери Сауловой, не было детей до дня смерти ее» (II Цар. 6, 23).
IV. Пять наростов золотых и пять мышей золотых
В зрелые годы Саул, изгнавший из своего царства колдунов, волшебников и предсказателей судьбы, отважился тайно посоветоваться с колдуньей и в преддверии неизбежной великой битвы с филистимлянами не получил ни одного успокоительного пророчества.
Пробираться втайне свойственно раздвоенной и неспокойной душе Саула, прятавшегося в обозе, когда пришло время ему стать царем: его длинная, без труда полученная роль в жизни сама вызывает ассоциации если не с обманом, то с нежеланной одеждой, которая приросла к телу, завладела человеком, и ее невозможно снять, как горящую сорочку из греческого мифа. Даже когда его жизнь подходит к концу, Саул безнадежно ищет место, где можно было бы спрятаться.
Саул просит Аэндорскую волшебницу вызвать тень Самуила — человека, который без особой охоты открыл ему его судьбу, а потом отказался помочь воплотить предсказание. Самуил дающий и Саул берущий — оба поначалу не желали того, что произошло, и потом выяснилось, что их опасения были оправданны. И теперь Саул из всего множества мертвецов вызывает именно душу пророка Самуила, что не мешает, впрочем, ему Самуила презирать.
Когда люди пожелали, чтобы над ними был царь, и Господь велел Самуилу найти избранного среди сынов Израиля — даже в самом начале пути краткая, но великая речь Самуила, обращенная к народу, кажется, повергла Саула в уныние, словно его еще до помазания приговорили к краху. Указания, которые, по сообщению раннего источника, Господь дал пророку, звучат довольно холодно: «Итак послушай голоса их; только представь им и объяви им права царя, который будет царствовать над ними» (I Цар. 8, 9). Слова Самуила, обращенные к народу в момент, когда Саул был способен только на то, чтобы прятаться от наброшенной на него судьбой рубахи смертника, звучат как предвестие той речи, которую Самуил, точнее, тень Самуила, вызванная Аэндорской волшебницей, произнесет в самом конце правления Саула. Если в сухих указаниях Господа не заметно симпатии к Саулу, то Самуил идет еще дальше и красноречиво и скрупулезно описывает возможные разрушительные последствия:
«Вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмет и приставит их к колесницам своим и [сделает] всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; и поставит [их] у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его; и дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы; и поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет, и отдаст слугам своим; и рабов ваших и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет и употребит на свои дела; от мелкого скота вашего возьмет десятую часть, и сами вы будете ему рабами; и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда» (I Цар. 8, 11–18).