Авессалом, со своей безупречной внешностью и свитой из пятидесяти скороходов, а также с готовностью стоять у ворот и оказывать честь входящим, беседуя с ними, сочетает в себе две категории: он элегантный наследник правящего класса, но при этом он похож и на выходца из народа. У Авессалома вполне просчитанные амбиции, и он воплощает их. Можно представить себе, что ему посоветовали так поступить.
Самые сильные чувства возбуждает третий тип лидера, который опирается не на право рождения и не право человека из народа, а исключительно на чудовищную силу личного таланта, или, если сказать по-другому, на любовь Бога, или богов, или судьбы. Авессалом таким качеством не обладает. Я правлю вами, — кажется, говорит такой лидер, — не благодаря своим предшественникам или соратникам, а благодаря самому себе, ибоГосподь создал меня самым находчивым, самымбыстрым, самым лучшим. Как сказал Давид Мелхоле, когда она бранила его за пляски, его любят не только рабыни, воины и люди, поющие хвалу, но и Бог. Такой талант глубже амбиций и выше расчетов, в которых есть только политическая целесообразность и ее побочные продукты.
Но хотя соперничество между Давидом и его сыном носит судьбоносный характер, разворачивается оно в рамках актуальной политики. В жилах Давида течет моавитянская кровь, когда-то он был телохранителем и приверженцем филистимского царя, в ранге царя Израиля его охраняли верные хелефеи и фелефеи. В отличие от своего предшественника Саула, Давид поддерживал близкие отношения с филистимлянами, ханаанеями и прочими нееврейскими племенами. Кому-то в Израиле он сам мог показаться иностранцем. И действительно, в Талмуде поднимается вопрос, можно ли вообще включать Давида, потомка моавитянки Руфи, в собрание евреев! Легендой о том, что Давид был сыном Иессея от иноземной рабыни, обычно объясняли, почему Давид был приставлен к стадам и сначала его даже не привели к Самуилу.
Авессалом тоже сын чужеземки, но он вырос на земле Израиля. В отличие от отца, он никогда не был аутсайдером. Думая о том, как отец начинал из ничего, он, наверное, воспринимал собственный затянувшийся старт как несправедливую обиду. Конечно, Авессалом не однажды слышал историю о ста краеобрезаниях и точно подсчитанной удивительной форе в еще сто краеобрезаний. Не может быть, чтобы он не слышал песнопения: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!» (I Цар. 18, 7)
Но, как бы то ни было, юному длинноволосому принцу с его колесницей и доверительной манерой общения везет с вербовкой сторонников из всех колен Израиля. Авессалом заручился поддержкой даже почти мистически мудрого и проницательного отцовского советника Ахитофела. Или наоборот: может быть, это Ахитофел завербовал Авессалома — хитроумный советник, вероятно, чувствовал, что прекрасный с головы до ног царский сын, всегда готовый применить силу по отношению к Иоаву, фантазирует о новом варианте песнопения: Давид победил тысячи, а Авессалом… Спустя примерно четыре года после официального примирения Авессалом, несомненно под руководством Ахитофела, предпринимает кампанию по поиску союзников для выступления против отца. Очевидное нежелание Давида заметить назревающий мятеж — еще одно разочарование для Авессалома; это еще одна форма отчуждения от лица отца.
Старое племенное соперничество и незакрытые счеты помогают заговорщикам так же, как в свое время Давиду иностранное происхождение и затруднительное положение филистимлян. Например, никто не забыл, что Давид отдал гаваонитянам семерых сыновей и внуков Саула, чтобы их повесили во искупление кровавой вины родителя. Как и почти во всем, что связано с Давидом, в мятеже Авессалома есть и другие отзвуки истории Саула. Когда Авессалом хочет сместить отца и провозгласить себя царем, он едет в Хеврон, который был столицей Давида, когда тот управлял только Иудеей, без Израиля. Восставший сын приказывает своим сторонникам кричать по сигналу трубы: «Авессалом воцарился в Хевроне» (II Цар. 15, 10). Этот эпизод напоминает действия Давида, когда он одолел Саула, а сам Давид оказывается в роли Саула.
И вот разразился мятеж, подпитываемый историческими противоречиями между сложившимися группировками и взаимными подозрениями. Когда вести из Хеврона приходят к Давиду в Иерусалим, он возвращается к тактике своей молодости и вместе со своими приверженцами бежит в провинцию — Давид выводит свои силы из города Давида, оставив десять наложниц присматривать за домом. Таким образом, бывший некогда изгнанником Авессалом может теперь насладиться зрелищем отца, которого он изгнал из Иерусалима. Описание исхода верных последователей Давида, которые сопровождают царя, бегущего из города, показывает, сколько его сторонников происходило не из сынов Израиля: