«И искали красивой девицы во всех пределах Израильских, и нашли Ависагу Сунамитянку, и привели ее к царю. Девица была очень красива, и ходила она за царем и прислуживала ему; но царь не познал ее» (III Цар. 1, 3–4).
Тройственная связь красоты, старости и мирских желаний в этой истории нашла отражение у Роберта Фроста, который начал свое стихотворение «О, дай, о, дай» с упоминания Ависаги:
Старуха, мрачная, как мгла,
Что ноги омывать пришла,
Была прелестна и мила.
Гордится сценкой Голливуд.
Да, Ависагою зовут Старуху.
Путь паденья крут.
(Пер. В. Чернина)
«Займи трон, — пишет Фрост несколькими строками ниже, — и тогда никто не назовет тебястарухой». Строки Фроста перекликаются с тоскливым и в то же время комичным взглядом на человеческую жизнь, изложенным в возвышенной поэзии девяностого псалма, где время жизни человека сравнивается с вечностью Господа:
Господи! Ты нам прибежище в род и род.
Прежде нежели родились горы,
и Ты образовал землю и вселенную,
и от века и до века Ты — Бог.
Ты возвращаешь человека в тление и говоришь:
«возвратитесь, сыны человеческие!»
Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний,
когда он прошел, и [как] стража в ночи.
Ты [как] наводнением уносишь их; они — [как] сон, как трава,
которая утром вырастает,
утром цветет и зеленеет,
вечером подсекается и засыхает; ибо мы исчезаем от гнева Твоего и от ярости Твоей мы в смятении.
Ты положил беззакония наши пред Тобою и тайное наше пред светом лица Твоего.
Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук.
Дней лет наших — семьдесят лет,
а при большей крепости — восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь,
ибо проходят быстро, и мы летим.
(Пс. 89, 2-10).
Если представить себе, что эти строки сочинил сам Давид (традиционно этот псалом называют «молитвой Моисея»), то можно ощутить особенный пафос в словах: мы теряем лета наши, как звук. Ни одна другая жизнь так, как жизнь Давида, не была похожа на рассказ[11], она течет, как повествование, течет и разматывается к божественной вечности, в ярости которой мы проводим свои дни.
Адония, следующий по старшинству после Авессалома сын Давида, имеет столь впечатляющую внешность, как Авессалом, он тоже заводит себе колесницы, и всадников, и пятьдесят скороходов, чтобы они бежали перед ним. О характере и поведении Адонии текст сообщает без обиняков: «возгордившись говорил: я буду царем» (III Цар. 1, 5). А об отношении Давида к Адонии говорится так: «Отец же никогда не стеснял его вопросом: для чего ты это делаешь?» (III Цар. 1, 6)
Итак, Адония — сын, которому все прощают и ни в чем не противоречат, первый по старшинству после смерти Авессалома, и довольно логично, что, когда время движется к наследованию, Адония обращается за поддержкой и советом к военачальнику Иоаву. Священник Авиафар тоже примыкает к фракции очевидного наследника. «И они помогали Адонии» (III Цар. 1, 7). Возможно, по наущению Авиафара и Иоава Адония устраивает празднество неподалеку от Иерусалима, на которое приглашает всех своих братьев (кроме Соломона), советников, военачальника и священника, а также «всех Иудеян, служивших у царя». На глазах приглашенных Адония лично заколол «овец, волов и тельцов», предназначенных в жертву, — как будто уже унаследовал трон. Представителей другой фракции не пригласили:
«Пророка же Нафана и Ванею, и тех сильных, и Соломона, брата своего, не пригласил. Тогда Нафан сказал Вирсавии, матери Соломона, говоря: слышала ли ты, что Адония, сын Аггифин, сделался царем, а господин наш Давид не знает [о том]?» (III Цар. 1, 10–11)
Пророк Нафан, некогда осудивший Давида за убийство Урии Хеттеянина и принуждение к сожительству Вирсавии, теперь советует ей:
«Теперь, вот, я советую тебе: спасай жизнь твою и жизнь сына твоего Соломона. Иди и войди к царю Давиду и скажи ему: не клялся ли ты, господин мой царь, рабе твоей, говоря: "сын твой Соломон будет царем после меня и он сядет на престоле моем"? Почему же воцарился Адония? И вот, когда ты еще будешь говорить там с царем, войду и я вслед за тобою и дополню слова твои» (III Цар. 1, 12–14).
Последняя фраза, сказанная Нафаном Вирсавии, порождает предположение, что ничего Давид Вирсавии не обещал и они хотят одурачить Давида — в самом деле, если Давид посулил Вирсавии, что Соломон будет царствовать, зачем тогда поддержка Нафана? Или обещание действительно было дано, но о нем не было объявлено во всеуслышание.
[11]
В Библии короля Иакова жизнь сравнивается не созвуком (по-древнееврейски הגה), а с рассказом.