- А теперь почитайте мне еще немного о крокиндилах, - сказала Пегготи, которая не совсем усвоила это слово. - Мне хочется еще о них послушать.
Я хорошенько не понимал, почему у Пегготи такой странный вид и почему она с такой охотой готова вернуться к крокодилам. Однако мы снова принялись за этих чудовищ, я окончательно разгулялся, и мы зарывали их яйца в песок, чтобы детеныши вылупливались на солнце; убегали от них, то и дело сворачивая в сторону, потому что они неуклюжи и не могут поворачиваться быстро; подражая туземцам, мы бросались за ними в воду и вонзали им в глотку заостренные палки; короче, мы прошли всю крокодилью науку. Во всяком случае, я прошел, но у меня остались сомнения касательно Пегготи, которая то и дело в задумчивости задевала себе иглою щеки и нос и колола руки.
Мы покончили с крокодилами и перешли к аллигаторам, когда зазвонил колокольчик у садовой калитки. Мы бросились к двери; там стояла моя мать, показавшаяся мне красивее, чем когда бы то ни было, а с ней джентльмен с прекрасными черными волосами и бакенбардами, который в прошлое воскресенье провожал нас домой из церкви.
Когда моя мать остановилась на пороге, чтобы взять меня на руки и поцеловать, джентльмен сказал, что мальчуган пользуется более высокими привилегиями, чем любой монарх, или что-то в этом роде; я понимаю, что здесь мне на помощь приходят более поздние соображения.
- Что это значит? - спросил я его из-за плеча моей матери.
Он погладил меня по голове, но мне почему-то не понравился ни он сам, ни его низкий голос, и было досадно, что его рука, касаясь меня, коснется и моей матери - так оно и случилось. Я изо всех сил оттолкнул руку.
- О Дэви! - с упреком воскликнула моя мать.
- Милый мальчик! - сказал джентльмен. - Меня не удивляет его привязанность.
Я никогда еще не видел такого чудесного румянца на лице моей матери. Она мягко пожурила меня за грубость и, прижимая меня к своей шали, повернулась, чтобы поблагодарить джентльмена, потрудившегося проводить ее до дому. При этом она протянула ему руку, и, когда он пожимал ее, мне показалось, что она бросила взгляд на меня.
- Пожелаем друг другу спокойной ночи, мой славный мальчуган! - сказал джентльмен после того, как склонил голову - я это видел! - над маленькой перчаткой моей матери.
- Спокойной ночи! - сказал я.
- Так будем же добрыми друзьями! - со смехом сказал джентльмен. - Дай руку!
Моя правая рука была в руке матери, поэтому я протянул ему левую.
- Да ведь ты подаешь не ту руку, Дэви! - засмеялся джентльмен.
Мать хотела протянуть ему мою правую руку, но я решил, по упомянутой выше причине, не подавать ее и не подал. Я протянул ему левую, а он, ласково пожав ее, заявил, что я молодец, и ушел.
Вижу, как сейчас, - он идет по саду и, обернувшись в последний раз, пронизывает нас взглядом своих зловещих черных глаз, прежде чем захлопнулась дверь.
Пегготи, которая не проронила ни единого словечка и не шевельнула ни одним пальцем, медленно задвинула засовы, и мы все прошли в гостиную. Вместо того чтобы сесть в кресло у камина, моя мать, вопреки своему обыкновению, осталась в другом конце комнаты и тихонько что-то напевала.
- Надеюсь, вы приятно провели вечер, сударыня, - сказала Пегготи, стоя с подсвечником в руке посреди комнаты, неподвижная, как бочка.
- Благодарю вас, Пегготи, - весело отвечала моя мать, - я очень приятно провела вечер.
- Новое лицо. Это приятно, - пробормотала Пегготи.
- Да, очень приятно, - подтвердила моя мать.
Пегготи продолжала стоять посреди комнаты, моя мать снова начала напевать, а я заснул, но не так крепко, чтобы не слышать голосов, хотя и не понимал, о чем идет речь. Когда я очнулся от этой тревожной дремоты, оказалось, что Пегготи и моя мать обе в слезах и обе говорят.
- Только не такой, как этот. Он не понравился бы мистеру Копперфилду, промолвила Пегготи. - Вот что я вам скажу и готова в том поклясться!
- Боже мой! - воскликнула моя мать. - Вы меня с ума сведете! Была ли еще на свете бедная девушка, с которой ее служанка обращалась бы так дурно, как со мной? Но почему я несправедлива сама к себе и называю себя девушкой? Разве я не была замужем, Пегготи?
- Богу известно, что были, сударыня! - отвечала Пегготи.
- Ну, так как же вы смеете, - продолжала моя мать, - нет, я не хотела сказать: "как вы смеете", Пегготи, но как хватило у вас духу расстраивать меня и говорить такие горькие слова, когда вы прекрасно знаете, что у меня здесь нет ни единого друга, к которому я могла бы обратиться?
- Потому-то я и говорю, что это вам не подходит, - возразила Пегготи. Да! Это вам не подходит. Да! И никак не может подойти. Да!
Я подумал, что Пегготи сейчас швырнет на пол подсвечник - столь энергически она им размахивала.
- Как можете вы так огорчать меня и быть такой несправедливой? сказала моя мать, плача еще горше. - Как можете вы говорить так, словно все решено и покончено, Пегготи, когда я повторяю вам снова и снова, жестокая вы женщина, что ровно ничего не было, кроме самой обычной учтивости! Вы говорите о восхищении. Но что же мне делать? Или вы хотите, чтобы я сбрила волосы и выкрасила себе лицо в черный цвет, или обезобразила бы себя, обожглась, ошпарилась, или еще что-нибудь в этом роде? Думаю, вы бы этого хотели, Пегготи. Я думаю, вы бы обрадовались!
Мне показалось что Пегготи приняла этот упрек близко к сердцу.
- А мой дорогой мальчик! - воскликнула моя мать, подходя к креслу, в котором я сидел, и ласково меня обнимая. - Мой родной маленький Дэви! Может быть, мне хотят намекнуть, что я мало люблю мое драгоценное сокровище, милого моего мальчика?
- Никто никогда и не заикался об этом, - сказала Пегготи.
- Вы заикались, Пегготи! - возразила моя мать. - И вы это знаете. Какой же еще можно сделать вывод из всего, что вы сказали, недобрая вы женщина, хотя вам известно не хуже, чем мне, что месяц назад я ради него не купила себе нового зонтика, а мой старый зеленый совсем протерся и бахрома обтрепалась? Вам это известно, Пегготи! Вы не можете отрицать. - Тут она ласково прижалась щекой к моей щеке. - Скажи, я плохая мама, Дэви? Нехорошая, злая, жестокая, дурная мама? Скажи, дитя мое, скажи "да", дорогой мой мальчик, и Пегготи будет любить тебя, а любовь Пегготи стоит куда больше, чем моя, Дэви. Я тебя совсем не люблю, правда?