Ориентирование наконец-то заканчивается, и мы все идем на наше первое занятие. Я остаюсь с группой студентов с галерки, позволяя своему наушнику, настроится на карту кампуса. Это место просто огромное (по крайней мере, раз в десять больше моей предыдущей школы) и я быстро делаю примечание, возле каких зданий группируются студенты моего курса. Если я сегодня и заблужусь в кампусе, то буду знать, в каких зданиях вероятнее всего будут проходить мои занятия.
Неожиданно, кто-то толкает меня сзади. Я лечу вперед, спотыкаюсь и едва ли не падаю носом на пол, во время этого процесса, толкаю еще одну студентку. Мы обе всё-таки падаем.
— Извини, — выдавливаю из себя я, поднимаясь на ноги. Я протягиваю руку другой девчонке. Она благодарно её принимает. Но, когда она видит толкнувшего нас, то отводит глаза и, встав, уходит. Я хмурюсь. Когда же я оборачиваюсь, то вижу парня (второй курс, судя по золотым полосам на форме вдоль рукавов, что означает, что ему, по крайней мере, лет семнадцать), который запрокидывает голову и смеется, увидев выражение моего лица. Он идет с группой друзей.
— Извини, — говорит он, проходя мимо, нарочно толкая плечом. — Не заметил тебя.
Я прикусываю губу, в то время как те, кто стоят рядом ржут от души. Всего несколько человек смотрят на меня с настоящим сочувствием, и когда я смотрю им в глаза, они отводят их. Как девчонка, которой я помогла подняться. Я стискиваю зубы. Это не из разряда донимания новичка. Мне часто приходилось терпеть насмешки и издевки, и я знала, что для того, чтобы выжить нужно вести себя сдержанно. Я стала просто экспертом, как не поддаваться на провокации, и это сработало… тогда. Но это не средняя школа — это Университет Дрейк. Я уже знаю, что не могу пройти обучение в Дрейке сохраняя спокойствие и терпя издевки. Я официально солдат, проходящий необходимую подготовку, и когда-нибудь мне придется сражаться за Республику. И хотя этот парень примерно такого же роста, как и мой брат, я не могу позволить меня толкать изо дня в день, а затем ожидать, что Дрейк увидит во мне потенциального офицера — особенно, учитывая что все эти студенты просто стоят и смотрят. Я должна с первого же дня завоевывать уважение к себе.
Мне тут же вспоминаются слова Метиаса. «В случае чего, можешь постоять за себя, как я тебя учил». Он рано начал тренировать меня, после того, когда я как-то пришла из школы с подбитым глазом и синяком на руке.
Итак, вместо того, чтобы дать возможность этому парню, толкнувшему меня, пройти мимо, я бросаю ему оскорбление в ответ:
— Одень очки. И слепой бы меня заметил.
Парень удивленно смотрит на меня, приподняв брови. Разговор с его друзьями зависает в воздухе. Я сглотнула. Вдруг, мне приходит на ум, верно ли я поступаю — но отступать уже слишком поздно.
— Ты ведь та двенадцатилетка? Джун Ипарис? — наконец произносит он, убрав руки в карманы. Напряженная улыбка на его губах напоминает мне изогнутую проволоку. Когда я мешкаю, он кивает мне. — Ну, говори, чего застеснялась?
— Да, она самая, — отвечаю.
— Поговаривают, ты сильно самоуверенная, считая себя большой шишкой, поступив в Дрейк, благодаря деньгам своей семьи.
Вокруг нас собирается небольшая толпа любопытных студентов, а банда парня откалывает какую-то шутку на мой счет. Мне хочется, чтобы униформа лучше сидела на мне — Дрейк в кротчайшие сроки сшил мне подходящий мундир, но все-таки он сидит не идеально, и рукава длинноваты. Я надеюсь, что это не слишком заметно.
— Я на стипендии, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, именно так, как научил меня Метиас.
— Ах, вот так? — Парень открывает рот и кривляется в притворном восхищении. — Мои поздравления, девчоночка — разве они не сжалится над тобой из-за того, что случилось с твоими родителями? Но нам-то всем отлично известно, как ты сюда попала. Если бы твоей фамилией не была Ипарис, и твой братец не умаслил пачкой банкнот административных чиновников, и если бы по всем СМИ не раструбили о твоих фальшивых талантах, бьюсь об заклад ты бы и дальше сидела за партой своей маленькой начальной школы.
«Они, наверняка, будут говорить такое, чтобы спровоцировать тебя», говорил мне Метиас. «Но не позволяй себе первой наносить удар. Не давай им возможность забрать лучшее в тебе». Не то, что бы я была на самом деле достаточно сильна, чтобы не обращать на подобное внимание, но слова Метиаса помогают мне сдержаться. Я делаю глубокий вдох.
— Похоже, не слишком отличается от того, как ты сюда угодил, — говорю я, оглядывая его с головы до ног. Его улыбка меркнет — толпа приходит в нервное возбуждение, и несколько человек смеются при виде двенадцатилетней девицы, которая перечит шестифутовому второкурснику. — Твои руки слишком дряблые, чтобы обращаться с достаточным количеством оружия за эти годы, да и волосы у тебя длинноваты. С такой никогда не пройти освидетельствование. И, чтобы тебе получить свой рейтинг с такой-то прической, бьюсь об заклад, твои родители умаслили паской другой банкнотами кого-то из администрации.
Рот парня в раздражение подрагивает. Он подходит ко мне и заносит руку. Поначалу кажется, что он хочет меня ударить, но, видимо, он понимает, как это будет выглядеть. Вместо этого он пытается меня толкнуть. Я вижу, как его рука приближается еще до того, как он успевает сделать то, что хочет, и я без особых усилий успеваю увернуться. Он теряет равновесие и, спотыкаясь, подается вперед. Я не могу сдержать небольшую улыбку, — какой медлительный солдат. Может, все, что я сказала, было правдой; может он и впрямь попал сюда благодаря деньгам.
Он резко поворачивается ко мне. Раздражение в его глазах сменяется гневом. Он снова бросается на меня — его кулак летит прямо в меня. И я вновь, будто танцуя, уворачиваюсь от его руки. Все больше и больше зрителей стекается поглазеть на нас (не удивлюсь, если этот второкурсник известен всему кампусу, как заядлый толкальщик), и пока народ пялится на нас разинув рты, я успеваю увернуться уже от третьего удара. На этот раз я, делая маневр, оказываюсь у него за спиной, и он вздрагивает, думая, что я собираюсь нанести удар, запутываясь в собственных ногах. Он падает и оцарапывает одну щеку. Его друзья перестают веселиться, но начинают посмеиваться другие зеваки.
Парень, шатаясь, поднимается на ноги и предпринимает очередную попытку — на этот раз все всерьез. Он очень сконцентрирован. Я подныриваю и перекатываюсь, и оказываюсь от него по другую сторону, а затем кружу по кругу — ни один из его ударов не попадает в меня. Моя уверенность начинает расти, так как некоторые в толпе с восхищением наблюдают за мной. А это не так-то и трудно, думаю я, в очередной раз дразня парня, с легкостью уворачиваясь и прячась у него за спиной. Если это все, о чем мне нужно беспокоится в универе, тогда…
Моя уверенность переходит в самоуверенность и это играет со мной злую шутку. Когда я меньше всего ожидаю, парень хватает меня за плечо и швыряет на землю. Я очень жестко приземляюсь на спину, и весь воздух из моих легких тут же вышибает. Но прежде, чем я успеваю что-то сделать в ответ, кто-то разбивает наш импровизированный круг.
— Что здесь происходит? — раздается голос у меня над головой. Толпа мгновенно рассеивается. — Кадеты! А ну все возвращаемся к своим делам — все забыли о дисциплинарном взыскание за опоздание? Быстро на занятия!
Я, морщась, поднимаюсь на ноги. По ощущениям в плече, у меня такое чувство, будто налетела на кирпичную стену. Полагаю, я не далека от истины. Человек, разнявший нас, похожа на молодого офицера и, вот, она стоит, сложив руки на груди, и внимательно рассматривает нас обоих.