За два года до своей кончины Кассандра отправила тридцать фунтов в подарок Энн Шарп, полагая, видимо, что это соответствовало бы желанию Джейн. Писательница могла бы гордиться силой характера своей подруги. Мисс Шарп весьма успешно управляла собственной школой для девочек в Эвертоне, пригороде Ливерпуля. Школа разместилась в двух красивых домиках с видом на реку Мерси. Впоследствии, отойдя от дел, она жила в Эвертоне до самой своей смерти в 1853 году[237].
Следует сказать еще об одном проявлении преданности Кассандры памяти сестры и уважения к ее намерениям. Хотя это странноватая история. После того как Джейн выделила в своем завещании пятьдесят фунтов мадам Бижон, старой служанке и наперснице Элизы, связи между французским и английским семействами должны были бы оборваться. Однако не оборвались. В августе 1822 года Кассандра выплатила десять фунтов «м-ру Перигору» (несомненно, ошибка банковского клерка: следовало написать «миссис Перигор»). А в 1824 году Генри произвел еще три выплаты дочери мадам Бижон на общую сумму тридцать пять фунтов. В то время он ожидал решения французского суда и рассчитывал получить часть наследства Элизы. Проиграв это дело, больше он никаких денег своим бывшим служанкам не выплачивал. Тогда эстафету вновь переняла Кэсс. К тому времени мадам Бижон уже, должно быть, умерла, и десять гиней с банковского счета Кассандры в августе 1825-го были отправлены «миссис Перигор». Спустя четыре года она отправила Мари-Маргарите еще пять фунтов и затем на протяжении шестнадцати лет неизменно посылала небольшие суммы — обычно пять фунтов в год, но иногда и больше. В 1843 году, например, она сделала четыре перечисления. В том же году Кэсс составила завещание, в котором, в частности, обязала Чарльза продолжать выплачивать из его доли наследства «двадцать фунтов в год ежеквартально… миссис Мари Перигор, проживающей ныне на Эдвард-стрит, в районе Портмен-сквер, до конца ее дней». Делалось ли все это в память о верной службе двух женщин Элизе и ее больному мальчику, или француженки потеряли часть своих скромных сбережений, когда лопнул банк Генри, сказать теперь трудно. Возможно, Мари Перигор неотступно просила об этой помощи или просто вызывала у Остинов жалость… В любом случае эти «связи с Францией» сохранялись исключительно по доброй воле Джейн и Кассандры. Если братья Остин время от времени жертвовали деньги библейским обществам, «страдающим ирландцам» или «бездомным беднякам», то сестры предприняли все, чтобы не остались забытыми мадам Бижон и мадам Перигор[238].
Внучатой племяннице Мэри Августе[239] Кассандра запомнилась как «бледная дама с темными глазами и доброй улыбкой, одетая в длинную накидку и большую поношенную шляпу из черного атласа». Она умерла 22 марта 1845 года в гостях у Фрэнсиса. Тот в свои семьдесят как раз был назначен командующим объединенной Североамериканской и Вест-Индской базой и собирался отплыть за океан. В те годы не было принято считать, что пожилые люди уже ни на что не годны. Он вновь овдовел (Марта скончалась в 1843-м, как и ее сестра Мэри) и собирался отбыть к месту службы с двумя дочерьми и двумя сыновьями, один из которых состоял корабельным капелланом, а другой — флаг-адъютантом. Кассандра приехала к ним, чтобы проститься. В сборах и суете ее оставили с Генри в Портсдаун-хаусе. Тогда-то ее и поразил «удар», — похоже, речь шла об инсульте. Не зная, что делать, Генри послал за племянницей Каролиной, и та потом так описывала ситуацию: «Когда я добралась, все тамошние домочадцы уже погрузились на борт судна… Дядюшка [Фрэнсис] не мог отложить отъезд. Все, что он мог, — это прийти навестить сестру. Я нашла там лишь дядю Генри, да еще дядя Чарльз вскорости присоединился к нам». Кассандра в ясном сознании, несмотря на инсульт, протянула еще неделю, а затем скончалась.
Ее тело отвезли обратно в Чотон, чтобы похоронить подле матери. Джеймс Эдвард, в 1817 году примчавшийся верхом через Хэмпшир на похороны Джейн, теперь приехал в собственном экипаже, чтобы проводить в последний путь Кассандру. На этих похоронах были лишь двое братьев, Чарльз и Генри, и трое племянников. Стоял ясный ветреный мартовский день. Джеймс Эдвард писал потом своей сестре Анне: «Поразительно, как, словно напоминая о ее возрасте и состоянии, ветер гонял вокруг нас увядшие буковые листья… гроб был густо усыпан ими, прежде чем окончилась служба». Генри, даже в такой момент не потерявший своего фирменного шарма (Джеймса Эдварда «поразило, как он обаятелен и совсем не стар»), по окончании похорон буквально растворился в облаке дыма: уехал ночным почтовым поездом в Лимингтон.
237
12 февраля 1926 г. в «Таймс» пришло письмо от некой миссис Крейг-Ховард из девонширского городка Оттери о мисс Шарп: «Моя тетка мисс Миддлтон [1817–1894] хорошо ее знала и часто рассказывала о ней. Из ее слов я поняла, что мисс Шарп была умной, довольно властной женщиной и пользовалась в свое время немалым влиянием в эвертонском обществе. О ранних годах своей жизни, предшествовавших ее приезду в Ливерпуль, она упоминала неохотно, а еще сохраняла в секрете свой возраст». Мисс Миддлтон упомянута в завещании Энн Шарп.