Надо сказать, миссис Остин довольно необычно, на сегодняшний взгляд, растила детей. Женщина дисциплинированная и организованная, она вначале кормила малыша сама (с ее собственных слов мы знаем, что Кассандру, например, — три месяца), а затем отдавала в деревню какой-нибудь женщине на год или полтора, пока с ним не станет проще управляться дома. Вполне возможно, впрочем, что она придерживалась этого правила не со всеми детьми. Например, первенца, Джеймса, она, вероятно, держала при себе дольше. А вот Джейн, скорее всего, отдали в деревню сразу после крещения. Трехмесячное дитя уже крепко привязано к матери, так что незнакомый человек и новая обстановка для него довольно болезненный опыт. Но мысль об этом не приходила в голову миссис Остин. Ведь неразрывная связь матери и ребенка — во многом современное представление. В те времена детей легко отдавали на сторону. Из чего вовсе не следует, что они не страдали сначала на новом месте, а затем — по возвращении домой. Уильям Коббет[4] порицал подобную практику, вопрошая: «Кому не приходилось видеть этих сосланных детей, когда их приносят к матери? Как они плачут, вырываются из материнских рук и тянутся к няне!»
Бедные деревенские женщины были, безусловно, рады дополнительным деньгам за то, чтобы нянчить детей мелкопоместного дворянства. Деревенская кормилица зарабатывала в неделю около двух с половиной шиллингов, но даже и так называемая сухая няня (та, что, не являясь кормилицей, только присматривала за детьми) могла вносить недурной вклад в доходы своей семьи. Мы не знаем, находила ли миссис Остин для каждого из своих детей кормилицу, или после нескольких месяцев у материнской груди в деревне их переводили на смесь из молока и муки[5]. Скорее, верно последнее, поскольку в отношении трехмесячной Кассандры она использовала выражение «отняла от груди». Как бы то ни было, няни считались фигурами малозначительными; до нас не дошли имена ни одной из них.
Итак, дети Остинов росли в деревне, там их кормили, купали, учили первым шагам и первым словам. Когда малыши достигали более или менее сознательного возраста, они возвращались в родной дом. Если смотреть на дело с чисто «физической» точки зрения, система эта работала неплохо. В то время в Лондоне более половины детей умирали, не дожив до пяти лет, и, хотя в провинции дела обстояли несколько лучше, уровень детской смертности был высоким повсюду. А Остины не только не потеряли ни одного ребенка, но и вырастили всех здоровыми.
А вот каковы были психологические последствия воспитательной системы миссис Остин — это другой вопрос. Так, в случае с Джейн отсутствие близости с матерью давало себя знать на протяжении всей жизни. Более того, во всех взрослых письмах Остин неизменно чувствуется скрытность, отчужденность. Перед вами создание с богатым и живым внутренним миром, но все это спрятано под твердым панцирем. Лишь изредка наружу показывается клешня — и она может больно ущипнуть, если вы чем-то заденете ее обладательницу. Это письма человека, который боится открыть свое сердце; в этом отстраненном взрослом вы чувствуете ребенка, неуверенного и незащищенного, ищущего любви и обороняющегося от возможного неприятия.
4
5
Или молока и хлебных крошек. Такие смеси детям давали с ложки или из специальных поильников, которые вошли в употребление в XVIII в. Детский поильник чаще всего был керамическим, по форме напоминал соусник или маленький чайник. Носик оборачивался тканью, которая фактически и служила соской.