В ноябре Джек получил предложение через своего лондонского агента написать свою автобиографию для лондонского журнала «Уайд Уорлд Магазин» и охотно принял его, так как нуждался в деньгах.
Ему несколько раз приходилось ездить в суд по поводу дела о воде и каждый раз он возвращался оттуда разбитый и больной. 10 ноября, после четвертого выступления в суде, он вернулся домой в ужасном виде. К вечеру у него появились все симптомы отравления птомаинами[20]. Когда припадок миновал, я серьезно поговорила с ним и выяснила, что он, кроме всего, страдает еще и сильной дизентерией. Но он и на этот раз остался глух к моим уговорам и продолжал питаться недожаренной дичью. Ему становилось все хуже и хуже. Скоро слегла и я. По-видимому, у меня был просто упадок сил вследствие нервного переутомления. Слишком сильны были постоянные волнения и тревога за Джека. За день до моей болезни к нам приехали фотографы, чтобы снять Джека для кино. Они снимали его в самых разнообразных позах, и я случайно при двух или трех съемках заметила в его лице нечто новое, что заставило меня содрогнуться. Это можно было бы назвать мертвенностью, отсутствием жизни — чем-то, чего не должно быть у бодрого человека. Но на других фотографиях — Джек с ружьем, Джек, улыбающийся с высокого сиденья водовозной бочки, Джек, управляющий двумя чудовищными лошадьми, запряженными в навозоразбрасыватель, — он был полон жизни, очарования и весел, как всегда.
Я была очень огорчена, когда 19 ноября, в годовщину нашей свадьбы, не могла спуститься в столовую. Джек пришел ко мне, и мы вспомнили, что через несколько дней мое рождение. Я родилась и вышла замуж в один и тот же месяц. Могла ли я представить себе, что этот же месяц будет и месяцем моего вдовства? Но несчастье висело в воздухе, я чувствовала его дыхание — в этом была вся моя болезнь.
21 ноября Джек собрался осмотреть новый участок земли и пришел звать меня с собой. Но я была еще слишком слаба, и он ушел разочарованный. Вернулся он оживленный, веселый, но ночь провел плохо и встал совсем больной. Желудок отказывался служить. Дизентерия обострилась. Выглядел он ужасно.
Работал он в эти дни уже очень мало. В этот день он написал всего несколько страниц — последние в своей жизни. Вот его последние литературные заметки, найденные в его ночном столике:
«Мартин Идэн» и «Морской волк», атаки на ницшеанскую философию, которую не поняли даже социалисты».
«Исторический роман в восемьдесят тысяч слов: любовь — ненависть — примитивность. Открытие Америки северянами — см. мою книгу об этом, см. также Мориса Хьюлетта — «Фрей и его жена». Интерпретация генезиса их мифов и т. д. из их собственной бессознательности…»
Вечером Элиза пришла переговорить с ним о делах Ранчо. Джек с трудом вышел из состояния какого-то оцепенения, встряхнулся и начал обсуждать волнующие его вопросы об открытии на Ранчо школы, магазина и почтового отделения. Эти вопросы поднимались уже не в первый раз.
— Здесь достаточно детей, чтобы открыть школу. Служащие Ранчо могут жить здесь, работать за хорошую цену, рождаться, расти, учиться, и, если умрут, они могут, по желанию, быть похоронены здесь, на Маленьком холме…
Через пять дней на Маленьком холме лежали его собственные останки.
Элиза впоследствии говорила мне, что она была испугана безумной работой его ума, когда дело шло о перспективах Ранчо. Ей казалось, что это уже переходит в манию. Она соглашалась с ним на словах, но не могла представить себе, как она сможет выполнить его колоссальные задания. Может быть, человек меньшего масштаба в агонии развивающегося самоотравления не был бы одержим такой манией.
20
Азотистые вещества, возникающие из белков и других органических соединений при гниении. Многие из них очень ядовиты (например, рыбные, колбасные яды).