Рыдания.
Я помолчал.
– …Ну, Аура, сколько уже лет живет у нас Лили?
– Не очень много, папа, лет пять-шесть.
– Слушай, Аура… столько кролики и живут, – сказал я наугад.
Рыдания.
– С того мига, как мы рождаемся, малышка, только в одном мы можем быть точно уверены: что мы когда-нибудь умрем.
ВСЕ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ, ЧТОБЫ НАЧАТЬСЯ ВНОВЬ. И ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ, ЧТОБЫ ЗАКОНЧИТЬСЯ.
Лили за свои шесть лет прожила как минимум лет сто по человеческим меркам. Она родила детишек, прожила счастливую жизнь, любила и была любима. Не все люди могут похвастаться, что они прожили такую же прекрасную жизнь, как Лили, малышка моя.
На том конце провода тишина.
– Все мы уйдем, дорогая. Лили прожила сто лет. А ты сколько собираешься? Двести? Триста?
Тень улыбки…
Дети должны с малых лет жить настоящей жизнью. Не нужно пытаться излишне их оберегать. Я прихватил отцовскую лопату, взял Лили в коробке и забрал девочек из школы.
– Хотите, похороним ее вместе?
Младшая согласилась сразу. Старшая сухо сглотнула и в итоге тоже кивнула. Мы поехали на наш любимый пляж, где все море становится по вечерам золотистым.
С трудом отыскали клочок земли. Я выкопал ямку. Аккуратно достал Лили из коробки. Завернутая в рисовую бумагу, она была похожа на невесту. Я хотел опустить ее в яму. Старшая дочка взяла ее у меня из рук, как мать своего ребенка. В последний раз поцеловала. Мягко опустила в яму и положила рядом с ней листик зеленого салата.
– Закрывай свои глазки, Лили, – сказала она ей. Укрыла ее рисовой бумагой, словно одеяльцем в кроватке. Затем девочки положили рядом с ней несколько цветов цикламена, и мы ее закопали. Положили два больших камня, чтобы запомнить, где покоится наш любимый кролик.
Потом мы пошли есть мороженое.
– Все в жизни случается, дети. Все едино. Только мы, люди, отделяем «хорошее» от «плохого». Дождь и солнце – это одно и то же. Жизнь и смерть – это одно и то же. Любовь и страх – это одно и то же. Штиль и буря – это одно и то же. За ясным днем приходит шторм, за летом – зима, за хорошим – плохое. Раньше мне нравилась только половина из этого. А теперь мне нравится все, – сказал я в надежде подсластить пилюлю.
Я не ожидал ответа. Но младшая спросила:
– То есть теперь, папа, тебе нравится то, что тебе не нравится?
Четки
Он сидел позади меня. Я его не разглядел. Музыкант на сцене вошел в раж, его музыка околдовывала. И тут я услышал их в первый раз. Четки. Позади меня. Они ритмично постукивали. Мучительно, как в пытке каплей воды. Сначала я тактично обернулся, чтобы дать ему понять, что он мешает. Четки были под старину, янтарные. Мужчина среднего возраста, около шестидесяти лет. Он не понял, что мешает. Ненадолго остановился. Я подумал было, что он перестал, но он начал снова. Я снова посмотрел. Без результата.
Какая-то часть внутри меня стеснялась с ним заговорить. Внутренняя борьба шла несколько секунд. Я быстро принял решение. Я уже умею не держать в себе. Я показал ему жестом на четки и улыбнулся. Он не понял. Сначала он протянул их мне, подумал, что я их прошу. Я от всей души порадовался греческому великодушию – всегда готов поделиться. Я объяснил ему. Вежливо. В этом ключ к решению: надо контролировать свой гнев, иначе ты окажешься неправ.
Он наконец понял, улыбнулся и сразу же прекратил. Он был сама вежливость. В довершение всего я услышал, как моя дочь рядом прошептала:
– Я тоже хотела тебе об этом сказать, папа.
Раньше я не говорил, держал в себе. И это никому не приносило пользы, в первую очередь мне. Очень горько чувствовать, что тебя мало, что ты не имеешь значения, что никто тебя не слышит. Даже ты сам. Я хорошо это прочувствовал на своей шкуре. Но и для других это нехорошо. Ты не даешь им шанс измениться. Только не забывай, что говорить надо вежливо. И с самим собой говорить надо вежливо. Одно без другого не бывает, видишь ли.
ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ СМЕЛОСТЬ, И ЭТО ИЗМЕНИТ ТВОЮ ЖИЗНЬ. ОСОБЕННО ЕСЛИ ТЫ УЖЕ ВЫРОС С ЯРЛЫКОМ ПОСЛУШНОГО МАЛЬЧИКА. ИЗБАВЬСЯ ОТ НЕГО.
В антракте мы с этим мужчиной завели разговор. Он был дружелюбен. Мы поговорили о жизни и ее маленьких радостях. Хороший человек, легкий, открытый. Он похлопал меня по плечу. Мы посмеялись. В конце он протянул мне свои четки.
– Я у тебя в долгу, – сказал он многозначительно и подмигнул мне.
Я обожаю эту страну.
Я обожаю этих людей.
Одно слово – греки.
У них широкая душа.
Почитай родителей своих
Есть у меня один друг из Салоник, двухметровый богатырь, с которым мы ходим в таверну каждый раз, когда он бывает в Афинах. Накатываем помаленьку. После вина язык развязывается.