Эстрелья
Фалес благомудрый...
Астольфо
Эвклид несравненный...
Эстрелья
Блеском планеты...
Астольфо
Ходом светила...
Эстрелья
Правишь разумный...
Астольфо
Правишь почтенный...
Эстрелья
Зная, что будет...
Астольфо
Зная, что было...
Эстрелья
Пути созвездий...
Астольфо
Судьбу вселенной...
Эстрелья
Позволь же, склонясь в умиленье...
Астольфо
Позволь же, упав на колени...
Эстрелья
Плющом вкруг тебя обвиться!
Астольфо
В ноги тебе поклониться!
Басилио
Дети! Вам в утешенье,
Видя ваше покорство,
Какое вы здесь явили,
Защиты прося без притворства,
Попытаюсь принять решенье,
Чтоб все им довольны были.
Сейчас постараюсь умело
Пространное это дело
Здесь разобрать; молчанья
Прошу лишь, а ваши желанья
Потом вы скажете смело.
Вы знаете (все внимайте
Словам моим: милые дети,
Польский двор достославный,
Ленники и вассалы),
Вы знаете, что давно я
Заслужил за многие знанья
Прозвище "благомудрый",
И, бросая времени вызов,
Кисти наших Тимантов
И мраморы наших Лисиппов
Объявили по всей вселенной
Меня великим Басильо.
Вы знаете, что наукам
Я предаюсь всечасно,
Что я математикой тонкой
У времени отнимаю
И вырываю у славы
Извечное их назначенье:
Каждый день открытия делать.
Ибо я, на таблицы глядя,
Столько нового вижу
В толще грядущих столетий,
Что время опережаю,
Мешая ему поведать
То, что я уже видел.
Эти снежные своды,
Стеклянные эти покровы,
Что солнце лучом освещает
И месяц серпом своим режет;
Эти алмазные сферы,
Эти хрустальные арки,
Где сверкают созвездья,
Где роятся планеты,
Это мои науки,
Это священные книги:
На их листах из алмаза,
В их сапфирных тетрадях
Письменами златыми пишет,
Узорными строками чертит
Небо людские судьбы,
Горькие или благие.
Я их так легко читаю,
Что духом слежу свободно
Быстрое их движенье
По своим путям и дорогам.
И было угодно небу,
Чтоб стал мой злосчастный гений
Разгадчиком тайных знаков,
Толкователем тайных строчек.
Лучше б сразу жизнь моя стала
Мишенью небесного гнева,
Чем быть источником бедствий.
Ибо для тех, кто несчастен,
Даже разум - острее кинжала,
И чья погибель - в познанье,
Тот сам себя и погубит!
Но об этом расскажут лучше
Не слова мои, а деянья,
И затем, чтоб вы им дивились,
Тишины попрошу я снова.
Клорилене, моя супруга,
Родила мне страшного сына,
На рожденье коего небо
Чудеса свои исчерпало.
До того как на свет прекрасный
Предстать из живого склепа
Материнского лона (ибо
Рожденье и смерть подобны),
Он множество раз являлся
В бреду и во сне роженице,
И мнилось ей, что свирепо
Плоть ее разрывает
Чудище в виде ребенка
И, в крови материнской купаясь,
Смерть ей несет, родившись
Человечьим чудищем века.
Когда начались родины,
Сбылись предсказанья неба
(Того, кто прочтет их тайну,
Никогда они не обманут).
Был гороскоп ужасен:
Солнце, омытое кровью,
Схватилось с луною бледной
В яростном поединке.
И, землю сделав барьером,
Два небесных светила
Хоть не мечом рубили
Огнем палили друг друга.
Ужаснейшее затменье
Из всех, что когда-либо солнце
Испытало, с тех пор как кровью
Оплакало смерть Христову,
Наступило в тот день; пожаром
Охваченное светило,
Казалось, сейчас забьется
В последнем своем пароксизме:
Мраком покрылось небо,
Стены домов дрожали,
Тучи прорвались камнями,
Реки разлились кровью.
В этих, постигших солнце,
Судорогах и корчах
Сехизмундо на свет явился,
Как признак проклятья неба;
Он матери стоил жизни,
Чем заявил жестоко:
"Человек я, коль злом плач_у_ я
За добро, что мне оказали".
Обратившись к моим наукам,
Поразмыслив, я понял ясно,
Что будет принц Сехизмундо
Заносчивым человеком,
Несправедливым владыкой
И нечестивым монархом,
Под властью коего станет
Королевство добычей раздоров,
Школой измены черной,
Академией всех пороков.
А он, влекомый безумьем,
Сжигаемый гневом и страстью,
И на меня поднимет
Руку, и пасть заставит
Короля к стопам его сына
(О чем со стыдом говорю я!),
И станут мои седины
Ковром под его шагами.
Кто же злу не поверит,
Когда это зло увидеть
Ему помогли науки,
Что к жизни его причастны?
Поверив предупрежденью
Судьбы, что веленьем неба
В своих роковых откровеньях
Пророчила мне страданья,
Я решил заключить в темницу
На свет рожденного зверя,
Чтоб узнать, имеет ли мудрый
Власть над звездами неба.
Огласили указ, что мертвым
Принц родился наследный,
И велел я построить башню
Средь скал пустынных и диких,
Куда б не нашел дороги
Даже рассвет, отвержен
Непроходимой стеною.
Объявлено было публично,
Что под страхом суровой кары
Запрещается приближаться
К зловещему этому месту,
И этот запрет был вызван
Тем, о чем рассказал я.
Там и живет Сехизмундо,
Жалкий, нищий и пленный,
И только е одним Клотальдо
Видится и говорит он.
Клотальдо учил его знаньям,
Католической веры законам,
И только один лишь ведал
Печальный его обычай.
Во всем этом три задачи;
Одна: я, народ мой польский
Ценя высоко, желаю
Избавить от угнетенья
И тяжкой службы тирану;
Я был бы плохим сеньором,
Если б родину и государство
Такой опасности предал.
Вторая: не будет согласно
С милосердием христианским
Лишить наследника права,
Что ему даровало небо
И людские законы;
Ни один закон не велит мне
Стать, мешая другому
Сделаться злым тираном,
Самому тираном, и даже
Если сын мой рожден злодеем
И на злодейства способен,
Мне вершить их не подобает.
Третья, последняя - вижу,
Что было большой ошибкой
Так вот легко поверить
В предначертанья неба:
Хотя бы свирепость нрава
Толкала сына к пороку,
Мог бы его избежать он,
Ибо самые злые силы,
Самые дикие страсти,
Самые жгучие звезды
Лишь влияют на душу и разум,
Но их изменить не могут.
И, предавшись этим раздумьям,
Рассудивши эти причины,
Я пришел к такому решенью,
Что вас в изумленье повергнет.
Завтра с утра Сехизмундо
(Такое дано ему имя),
Не ведая, что он сын мой
И король ваш, займет мое место
И сядет на трон, откуда
Станет он править вами
И управлять страною;
Вы же должны присягу
Принести ему в послушанье.
Дам я такою мерой
Три ответа на три задачи,
Поставленные вначале.
Первый: если предстанет