Выбрать главу

— В ванной свежие полотенца.

— Я воняю? Понял, удаляюсь, — расхохотался Алик.

Какое-то время из ванной доносился звук льющейся воды, затем Алик вернулся в комнату, а с ним вернулся и его запах. Киру ставили на место: никто не собирается мыться, «схаваешь» и так, как миленькая. Гость растекся на диване, гоняя пультом каналы. «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах..» Надо же, живая иллюстрация», — подумалось ей. На новостном канале повторяли интервью с лидером известной рок-группы, дававшей концерты в их городе: он собирался податься в политику и решил поделиться своими планами с уважаемой публикой. Кира не сдержалась:

— Подонок!

Алик вздрогнул, но быстро понял, что это относится не к нему.

— Ну, и за что ты его так?

— Он причастен к гибели людей, которых я любила.

— А ты люби всех. Так ведь тебя твои попы учат? Всех не убьешь.

В ней все задрожало от обиды. К счастью, раздался спасительный звонок: соседка что-то говорила о необходимости новой детской площадки, что хорошо было бы это обсудить, а потом и «скинуться» на эту затею. Кира отвечала односложно, а когда та положила трубку, сообщила Алику, что вынуждена уехать: ничего не поделаешь — обстоятельства. Ему придется уйти. Захлопнув за ним дверь, Кира распахнула окно. Ветер взметнул полотнища штор: словно наполнил паруса корабля. Сейчас бы на море. Когда человеку плохо, его всегда тянет на море. Может, это память о том прекрасном времени, когда он плавал в утробе матери и знать не знал, что существуют беды. Большая вода шумит, накатывает волны на берег, и они, окатываясь, размывают, уносят твою маленькую, по сравнению с ней, беду. Тогда их с бабушкой отправили к родственникам в Геленджик, и они пробыли там больше месяца. Бабушка сидела на берегу с книгой в руках, но, кажется, так и не перевернула ни одной страницы. А Кира засыпала — так действовал на нее шум волн. Это спасало — когда она спала, то не думала про Костю. Костя — ее старший брат. Было время, они делили на двоих письменный стол, столешница была накрыта оргстеклом, защищающим её поверхность от повреждений. Брат на одном конце стола помещал под стекло фотографии рок-групп, а Кира на другом — изображения похожих на ангелочков девочек, держащих котят, и открытки с цветочками и сидящими на их лепестках нарядными божьими коровками, чем вызывала у него вполне понятное раздражение.

— Малообразованная ты девица, Кира! Вот посмотри, как выглядят твои жуки — кузнечики в естественной среде обитания и при увеличении, — Костя продемонстрировал ей снимок челюстей какого-то зеленого чудовища. У Киры была истерика. Открытки исчезли. Костя хоть и торжествовал, но никогда больше не вторгался в ее мир так неуклюже. Со временем они стали очень близки, несмотря на разницу в возрасте. Брат был ее кумиром: красивый, с блестящим умом, прекрасным чувством юмора и благородством помыслов. У них была своя игра — поэтическая эстафета. Ее придумал Костя: они выбирали сборник какого-нибудь поэта — давалось несколько дней на ознакомление и запоминание — и потом подлавливали друг друга:

Меж тем тоски язвительная сила

Звала покинуть край, где вырос он,

Чужих небес приветствовать светила.

Он звал печаль, весельем пресыщен… — подступала к брату неожиданно Кира. Он замирал, делая вид, что наконец-то затрудняется парировать, а потом кружил ее по комнате:

Будь до конца такой! Не измени

Весне своей, для счастья расцветая.

И красоту, и прелесть сохрани –

Все, что надежда видит в розах мая.

Было невозможно представить, что его может «поймать» одна какая-нибудь женщина или один какой-нибудь город.

— Ты уедешь отсюда когда-нибудь? Правда, что тебе здесь делать?

— Дед говорил, что с презрением к месту, где он родился относится тот, кто ничего для него не сделал, не вложил своего. Я с ним согласен.

— Тогда посади здесь дерево, и вопрос решен…

— Макитра ты маленькая, Кирка!

Лучше бы ты уехал. Лучше бы ты уехал. Лучше бы ты уехал.

Все начиналось, как в той песне:»Мы жили по соседству, встречались просто так…». Семья Майеров жила с ними в одном подъезде. Можно сказать, что она была примером заключенного полюбовно союза между Россией и Германией: русскую сторону представляла мать Милы и ее многочисленная родня, а немецкую — семья отца. По тому, как Милена называла бабушек, можно было без труда догадаться, на чьей стороне ее симпатии: бабушка по отцовой линии была бабкой Магдой, тогда как со стороны матери — бабушкой Верой.