Екатерина II видела недавний проект реконструкции Кремля, созданный Василием Ивановичем Баженовым, другие его проекты и постройки, высоко ценила его архитектурный дар и надеялась, что он еще многое сделает для украшения Москвы и Петербурга.
Встречу с Баженовым и свой проект празднования мира с Турцией Екатерина II тут же описала в письме барону Гримму.
В письме от 12 апреля 1775 года Екатерина II в ответ на письмо Мельхиора Гримма с иронией извещает его, что если он умрет от чувства благодарности, которое скрылось внутрь, то она в свою очередь может сообщить, что рано или поздно умрет «от много-писания»: «Никогда в жизнь не приходилось мне так много писать, как здесь. Теперь царапаю прекрасные, красноречивые указы, которые прескверно будут переведены, так как в них мыслей больше, чем слов, а у переводчиков обыкновенно бывает больше слов, нежели мыслей. Если вам попадется такой перевод, плюньте на него и не читайте; но коли увидите в конце 47 пунктов, тогда скажите: «Она не колдунья, а между тем, тотчас после войны, которая длилась шесть лет и которую в Париже все считали очень разорительною, прощает около двух миллионов податей, и у нее расплата со всеми полная»…»
В Москве, в селе Коломенском, Екатерина II приняла решение предоставить губернским властям больше полномочий в управлении губернией и в 1775 году написала «Учреждение для управления губерний», документ, который давал широкие полномочия и губернатору, и всем членам губернского управления; губернатору и губернскому управлению теперь подчинялись уездное правление и земские суды. Появились капитаны-исправники, городничие, губернские и уездные казначейства, казенные палаты, губернские и уездные казначейства, Сиротский суд, Приказ общественного призрения, Верхний земский суд, Губернский магистрат, Верхняя земская расправа, палаты Уголовного и Гражданского суда… Таким образом императрица передала часть своих полномочий на места, оставаясь постоянно в центре всех событий решающим звеном любых споров, жалоб и обид. Екатерина II вроде бы все продумала о губернской и судебной реформах, все четко и ясно расставила по местам, предоставила соотечественникам равные права перед законом, но она не забыла свой «Наказ», написанный в 1767 году, когда в Москве собралась комиссия по составлению кодекса вместо Соборного уложения царя Алексея Михайловича 1649 года. Тогда дело кончилось разочарованием в сегодняшних реформах. В то время, в 1767 году, выслушав сведения о 1465 наказах с мест, прения от депутатов о положении крестьян и дворян на местах, Екатерина подвергла серьезной критике положение с крепостным правом в России, осаживала невежественных дворян, которые протестовали против отмены крепостного права, даже граф Александр Сергеевич Строганов, человек самый мягкий и, в сущности, самый гуманный, с негодованием и страстью защищал дело рабства (Сочинения императрицы Екатерины II. СПб., 1901. Т. 12. С. 169). Ее «Наказ», переведенный на немецкий и французский языки, стал широко известен в Европе, Вольтер одобрял его, Дидро жестко критиковал, при этом находя в нем множество заимствований из европейских источников.
Но тогда было другое время, сейчас невозможно говорить об отмене крепостного права – столько сумятицы развелось в придворных кругах и в обществе.
22 июля 1775 года Екатерина II писала барону Гримму: «По случаю празднования мира, архиепископ Московский Платон нас всех заставил плакать. В проповеди он обратился к фельдмаршалу Румянцеву и говорил так хорошо, так красноречиво, так справедливо и так кстати, что сам фельдмаршал заплакал, а с ним вся церковь, которая была битком набита, и я тоже…» Пересказав о наградах фельдмаршала Румянцева, Екатерина II с восторгом описала праздник мира в Москве:
«Вчера праздники снова начались; но что это за праздники! Посылаю вам рисунок, изображающий место, где гулянье. Что за вид!! Сколько народу! Красивы эти холмы, где построены здания! Описать всего нет возможности. Одним словом, никогда еще не было такого пиршества, и ничто не нарушало всеобщего удовольствия. Все говорят, что праздник был прелестный.