Весной 1774 года Павел Петрович и Наталья Алексеевна были вовлечены в заговор против самодержицы российской с целью захвата власти, особенно активна была в своих захватнических устремлениях Наталья Алексеевна. Великий князь давно был к этому подготовлен, он подробнейшим образом познакомился с судьбой своего отца, он знал о его первых реформах, о вольности дворянству, о грубых выходках против Екатерины Алексеевны, о попытках жениться на графине Воронцовой, о запойных вечерах, где он позволял наскоки на отсталую Россию, на ее историю, но это был его отец, племянник Петра Великого, в нем было много и плохого и хорошего, он высоко ценил многих русских полководцев и чиновников… Слухи о восстании казачества во главе с Пугачевым, который объявил себя императором Петром III, только обострили отношения с императрицей. А Наталья Алексеевна с нетерпением готовилась стать российской самодержицей, она действительно была честолюбива.
В буйной голове графа Андрея возник план своего рода заговора против Екатерины II, заявившей на всю Европу: «Я хочу сама управлять, и пусть это знает Европа!» А как же великий князь Павел Петрович, прямой после Петра III наследник императорского трона, достигший совершеннолетия и мечтавший о троне со дня гибели отца, с 1762 года? Ведь написан уже Павлом труд «Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного, и касательно обороны всех пределов»; правда, предложения Павла кардинально расходятся с политикой императрицы, он опирается в своих рассуждениях на братьев Паниных, двух ее принципиальных противников. Как будто императрица не знает, что в ее управлении много бюрократов, много формальных решений, которые, не проникая в глубь вещей и дел, вскоре отменяются, что ее империю губит централизация, она сама мечтает разбить огромную Россию на управляемые губернии, но считает различные предложения Павла – от излишнего умничанья. Конечно, Павел прав в своем заключении: «…писав сие от усердия и любви к отечеству, а не по пристрастию или корысти, а такое время, где, может быть, многие, забыв первые два подвига, заставившие меня писать, следуют двум последним, а что больше еще, и жертвуя всем тем, чего святее быть не может. А сему я был сам очевидцем и узнал сам собою вещи, и, как верный сын отечества, молчать не мог» (Шильдер. С. 78–79).
Прочитав это сочинение Павла и постоянно встречаясь с ним и толкуя о внутренней и внешней политике, Екатерина II твердо решила отказать юному сыну в участии в управлении государством, даже в Совет не рискнула его вводить. Пусть думает об одном – нужен наследник императорского престола, вот главная его задача, и внутренняя и внешняя.
Павлу казалось, что все делается не так, как ему хотелось. Да, Пугачев казнен 10 января 1775 года, Русско-турецкая война закончилась победоносным Кючук-Кайнарджийским миром, Россия почти добилась всех своих требований, Крым стал независим от Турции, только религиозные обряды в Крыму контролируются из Турции. Но Павел и в этих существенных победах России искал недостатки.
На улицах Москвы, куда Павел и Наталья Алексеевна, приехавшие вслед за императрицей и ее двором, толпа восторженно принимала великого князя. Андрей Разумовский, наклонившись к супругам, сказал:
– Видишь, Павел, как тебя встречает Москва, стоит тебе захотеть, как императорский жезл перейдет в твои руки.
Наталья Алексеевна радостно улыбнулась этим неосторожным словам, а в доме, где великокняжеская семья остановилась, деспотически заговорила об императорском троне, который, казалось, совсем недалеко от мужа. Первые признаки беременности Натальи Алексеевны обнаружились еще в Москве. 7 декабря 1775 года великокняжеская семья отправилась в Петербург. 24 декабря того же года императрица, побывав в Туле и Калуге, вернулась в Петербург и установила за великой княжной непрерывную слежку.
В апреле 1776 года начались предродовые схватки. «Великий князь, – писала Екатерина II князю М.Н. Волконскому, – в Фоминое воскресенье поутру, в четвертом часу, пришел ко мне и объявил мне, что великая княгиня мучится с полуночи; но как муки были не сильные, то мешкали меня будить. Я встала и пошла к ней, и нашла ее в порядочном состоянии, и пробыла у ней до десяти часов утра, и, видя, что она еще имеет не прямые муки, пошла одеваться, и к ней возвратилась в 12 часов. К вечеру мука была так сильна, что всякую минуту ожидала ее разрешения. И тут при ней, кроме самой лучшей в городе бабки, графини Катерины Михайловны Румянцевой, ее камер-фрау, великого князя и меня, никого не было; лекарь же и доктор ее были в передней. Ночь вся прошла, и боли были переменные со сном: иногда вставали, иногда ложились, как ей угодно было.