Однако, как правило, хароко не отличается дурным характером, он обычно весел и общителен. Он очень гостеприимен и щедр, насколько позволяют обстоятельства; он поделится с гостем, будь это сосед или незнакомец, своей последней тортильей или разделит последний глоток каталонского коньяка или калабаш с вином домашнего приготовления. Такое вино обычно делается из сока пальм.
Еда его разнообразна, но главная ее составляющая часть – индейское зерно, маис. Но маис не раздробляется, превращаясь в муку, как делают тевтонские колонисты в Штатах. Хароко обращается с маисом совсем по-другому. Этот способ распространен у мексиканцев, и они просто заимствовали его из кухни древних ацтеков. Початок чистят, зерно собирают в большой, в форме урны, сосуд из красной глины – он называется олла, – наливают воду и кипятят. Добавляют небольшое количество щелочи: соды или гашеной извести, чтобы лучше проварилось; оллу держат на огне, пока зерна не размягчатся так, что из легко превратить в пасту.
Затем оллу снимают с огня, чтобы содержимое остыло.
Когда нужно садиться есть – и только тогда, – жена хароко с помощью дочери, если таковая есть, или какой-нибудь родственницы женского пола принимается печь хлеб. Для этого необходимо три приспособления, которые можно найти в доме любого мексиканца, в том числе и не у хароко. Во-первых, это метате – камень, которому придана форма стула на ножках; верхняя часть наклонная, так как две ножки короче. Во-вторых, тоже камень круглой цилиндрической формы примерно восемнадцати дюймов в длину, очень похожий на огромный оселок для серпов. В третьих, простая тарелка из чугуна или ковкой стали – короче, сковорода, только, в отличие от обычных сковород, она не круглая, а квадратная. Разжигают огонь в грубом очеге, сложенном из камней, которые не дают хворосту разлетаться; на огонь ставят эту сковороду. Жена хароко наклоняется к метате, который высоким концом обращен к ее переднику, и берет в обе руки круглый каток. Предварительно правую руку она опустила в оллу и бросила на метате некоторое количество вареного зерна. Катком она давит зерно, превращая его в пасту; каток прокатывается по поверхности метате сверху вниз, в результате в нижнем конце собирается груда размельченного зерна. Помощница берет в свои маленькие руки немного размельченного зерна – у всех мексиканских девушек руки маленькие, – разминает тесто и очень быстро превращает его в плоскую лепешку, которую бросает на сковородку. Лепешка получается равномерная по толщине, гладкая, как листок бумаги, и круглая. Это и есть тортилья – ежедневный хлеб мексиканцев, который они едят за каждой едой.
И пекут его тоже к каждой еде; хотя зерно варят заранее и держат в олле, сама лепешка должна быть свежеиспеченной.
Когда тесто оказывается в сковородке, приготовление окончено. Зерно уже сварено, необходимо всего несколько секунд, чтобы лепешка потемнела; плоским ножом ее ловко переворачивают на другую сторону; еще две секунды – ее выкладывают на деревянную тарелку, на груду из двух десятков таких же лепешек, и сразу подают на стол – если в доме есть стол.
Пока пекутся тортильи, хозяин дома и другие члены семьи, а также гости уже начинают есть; сигналом к началу еды служит появление первой тортильи; поэтому тем, кто печет хлеб, приходится есть в перерывах или по очереди за вторым столом.
Впрочем, обычно они заканчивают к середине обеда, и тогда тортильи держат в стопке, чтобы они не остывали.
Если тортилью оставить одну хотя бы на несколько минут, качество ее резко ухудшается. Только что снятые с огня, эти лепешки сочны и очень вкусны; впрочем, они достаточно прочны, чтобы их можно было сворачивать в руке и не только есть, но и использовать в качестве ложек! Их разрывают на куски, сворачивают в форме совков и подбирают жаркое; таким образом, импровизированная ложка поедается вместе с содержимым. Мексиканцам приходится так есть, потому что крестьяне Мексики почти не знакомы со столовым ножом, вилкой и ложкой.
Другой распространенный способ употребления тортилий таков: одну сторону лепешки намазывают соусом чили колорадо (красный перец) и поджаренными на небольшом количестве жира помидорами, иногда с кусочками тасахо (вяленого мяса). Так намазывают две тортильи, затем складывают намазанной стороной внутрь, так что получается нечто вроде круглого сэндвича. Это излюбленный способ запасать провизию для небольшого путешествия; я помню как-то раз в разведочной экспедиции в терракалиенте мы захватили большой груз таких тортилий-сэндвичей. Их везли в корзинах на нескольких вьючных мулах; и тщательно завернули в широкие пальмовые листья. Тортильи готовили крестьяне для гверильерос, с которыми мы воевали. Хватило всем разведчикам на хороший обед; впрочем, опасаясь яда, я заставил погонщиков мулов предварительно съесть по сэндвичу.
Остывая, тортильи утрачивают мягкость, они становятся жесткими, сухими и безвкусными, как стружки. К тому же начинает ощущаться неприятный привкус щелочи.
Тем не менее и в таком виде мексиканские солдаты в пути питаются ими: это дешевая пища, и ее удобно нести в ранце. В покинутых лагерях врага я часто видел на траве белые кусочки таких тортилий, как стружки на лесопильне.
Приготовление такого хлеба – а его нужно печь ежедневно, и по три раза каждый день, – составляет главную заботу мексиканских домохозяек. В сущности, это большая часть их работы по дому.
Вдобавок к тортильям, хароко используют еще один вид хлеба – из корня маниоки. Но главное блюдо – все-таки маис.
Питается хароко также бананами, которые жарит на небольшом количестве жира; сладким картофелем, или ямсом; и бесконечным разнообразием тропических фруктов: гуавы, гренадина, авокадо и всего семейства Auranticaceae. Слегка поцарапав почву и бросив семена, харако получает замечательные дыни; с помощью такого же процесса – испанский перец, помидоры и нут. Три дня работы снабжают его овощами на весь год. Неудивительно, что он не любит работу и предпочитает наслаждаться дольчефар ниенте (Сладостное безделье, итал. – Прим. перев.).
В силу привычки он становится настоящим рабом такого образа жизни. Когда дует холодный северный ветер, в хакале становится холодно и требуется разжечь огонь, хароко приходится искать дрова. В лесу, на расстоянии в триста ярдов, их в изобилии. Но рубить дрова и нести их домой – для этого нужны слишком большие усилия. Гораздо легче сесть на лошадь, которая почти всегда стоит под седлом, отыскать дерево, сваленное когда-то бурей, обхватить один его конец лассо и притащить к дому.
Он возвращается; бревно тащит лошадь; дерево отвязывают и зажигают с одного конца; оно сгорает постепенно, и его по мере сгорания передвигают, пока не сгорит все; тогда таким же образом доставляется новое.
Примерно так же добывает хароко воду для домашних нужд. У него есть пара глняных олла, примерно таких же, как та, в которой варится маис. Оллы связаны полоской оленьей шкуры. Хароко подвешивает их, как корзины, по обе стороны седла и едет к ближайшему ручью. Возможно, как и упавшее дерево, этот ручей всего в трехста ярдах от его дома. Здесь хароко вводит лошадь в воду, пока оллы не наполняются сами собой; затем возвращается домой и оставляет воду у двери; вешает седло на крюк, давая лошади возможность обсохнуть; снова ложится в свой гамак, подвешенный между двумя деревьями; сворачивает бумажную сигарету и, закурив, снова предается сладостному безделью.