В 1806 году — год спустя после смерти доктора Руже — этот мальчик, казалось созданный для отважной жизни, одаренный к тому же замечательной силой и проворством, позволял себе множество довольно смелых шалостей. Он уже сошелся со внуками г-на Ошона, чтобы вместе с ними бесить городских лавочников, воровал из садов фрукты и, нисколько не стесняясь, перелезал через садовые ограды. Этот дьяволенок не имел себе равных в упражнениях, требующих силы, замечательно бегал наперегонки и, казалось, мог поймать зайца на бегу. Одаренный зоркостью, достойной Кожаного Чулка[31], он уже тогда страстно любил охоту. Вместо того чтобы учиться, он проводил время, стреляя в цель. Деньги, добытые хитростью еще у старого доктора, он употреблял на покупку пороха и пуль для дрянного пистолета, подаренного ему сапожником, папашей Жиле. А осенью 1806 года Макс, которому тогда было семнадцать лет, совершил неумышленное убийство, напугав в темноте молодую беременную женщину, на которую он натолкнулся в ее саду, забравшись туда воровать фрукты. Сапожник Жиле, хотевший, без сомнения, избавиться от него, пригрозил ему гильотиной. Макс мгновенно удрал, нагнал в Бурже полк, шедший в Испанию, и поступил в него солдатом. Дело о смерти молодой женщины не имело никаких последствий.
Юноша с характером Макса должен был отличиться, и он отличился настолько, что после трех походов произведен был в капитаны, так как небольшое образование, полученное им, весьма помогло ему. В 1809 году в Португалии он был сочтен убитым и оставлен у одной английской батареи, которую его отряд взял, но не имел силы удержать. Макс, захваченный англичанами, был послан в испанскую плавучую тюрьму в Кабрере, самую страшную из всех тюрем такого рода. Хотя и возбуждено было ходатайство о награждении его крестом Почетного легиона и чином батальонного командира, но император был тогда в Австрии, он приберегал награды для блестящих подвигов, совершавшихся на его глазах; он не любил тех, кто позволял взять себя в плен, да, кроме того, был не особенно доволен положением дел в Португалии. В плавучей тюрьме Макс пробыл с 1810 по 1814 год. За эти четыре года он совсем развратился, потому что плавучая тюрьма была той же каторгой, только без преступления и позора. Сначала, чтобы сохранить самостоятельность и не дать вовлечь себя в разврат, свирепствовавший в этих гнусных тюрьмах, недостойных цивилизованного народа, молодой красавец-капитан убил на дуэли (там дрались на пространстве в шесть квадратных футов) семерых бретеров и тиранов, освободив от них тюрьму, к великой радости их жертв. Макс царствовал среди узников плавучей тюрьмы, благодаря своему поразительному искусству владеть оружием, благодаря физической силе и ловкости. Но и он, с своей стороны, творил самоуправство, имел приспешников, которые работали за него и составляли его свиту. В этой школе страданий, где озлобленные души мечтали только о мщении, где софизмами, выросшими в умах этих насильственно согнанных людей, оправдывались всякие гадости, Макс совершенно развратился. Он наслушался тех, кто мечтал о богатстве во что бы то ни стало, хотя бы ценой преступного деяния, лишь бы не было улик. Словом, когда мир был заключен, Макс вышел из тюрьмы вконец испорченным, хотя и невинным, способным стать либо крупным политиком в высоких сферах, либо подлецом в частных делах, смотря по обстоятельствам своей судьбы.
Возвратившись в Иссуден, он узнал о плачевном конце своего отца и матери. Как все люди, предававшиеся страстям и пожившие, согласно поговорке, хоть мало, да хорошо, чета Жиле умерла в самой жестокой нужде, в больнице. Почти сейчас же по возвращении Макса весть о высадке Наполеона в Канне[32] разнеслась по всей Франции. Максу в этом случае не предоставлялось ничего лучшего, как отправиться в Париж и потребовать себе чин батальонного командира и крест. Маршал, бывший тогда военным министром, вспомнил о прекрасном поведении капитана Жиле в Португалии и назначил его в гвардию капитаном, что давало ему в армейских частях звание командира батальона; но ордена для Макса маршал добиться не мог.
— Император сказал, что вы можете заслужить его в первом же деле, — сказал ему маршал.
И действительно, император назначил храброго капитана к награде вечером в день сражения при Флерюсе, где Жиле отличился. После битвы при Ватерлоо Макс отправился на Луару[33]. При роспуске армии маршал Фельтр не утвердил за Жиле ни его чина, ни ордена. Солдат Наполеона вернулся в Иссуден в состоянии отчаяния, которое легко понять: он не хотел служить иначе как с орденом и в чине командира батальона. Военные чиновники нашли эти условия чрезмерными для молодого человека двадцати пяти лет, без имени, который, чего доброго, к тридцати годам станет полковником. Тогда Макс подал в отставку. Подполковник — бонапартисты величали друг друга по чинам, полученным в 1815 году, — потерял, таким образом, скудное содержание, именуемое половинным окладом и присвоенное офицерам Луарской армии.
Увидев этого прекрасного молодого человека, все состояние которого равнялось двадцати золотым, в Иссудене подняли шум в его пользу, и мэр предоставил ему должность на шестьсот франков жалованья в городском самоуправлении. Макс, проработав на этой должности около полугода, бросил ее и был замещен капитаном Карпантье, тоже сохранившим верность Наполеону. Уже став к этому времени Великим магистром Ордена безделья, Макс стал вести такой образ жизни, что потерял уважение лучших семейств в городе, чего они, впрочем, ему не показывали: он был человек бешеного нрава, и все боялись его, даже офицеры прежней армии, отказавшиеся, подобно ему, от военной службы и вернувшиеся к себе в Берри сажать капусту. Малая привязанность уроженцев Иссудена к Бурбонам нисколько не удивительна, если вспомнить нарисованную ранее картину. Таким образом, в этом городке, если принять во внимание его незначительность, было относительно больше бонапартистов, чем в других местах. Бонапартисты же, как известно, почти все стали либералами. В Иссудене и в окрестностях насчитывалось до дюжины офицеров, находившихся в таком же положении, как Макс, и они считали его своим главой, настолько он им пришелся по душе — за исключением, однако, его преемника Карпантье и некоего Миньоне, отставного капитана гвардейской артиллерии. Карпантье, выслужившийся кавалерийский офицер, сразу же женился и вошел в семью Борнишей-Эро, одну из наиболее уважаемых в городе. Миньоне, воспитанник Политехнической школы, служил в корпусе, считавшем себя как бы выше других. В императорской армии среди военных были люди двух различных оттенков. Большая часть питала к штатским, к «штафиркам», такое же презрение, какое бывает у дворян по отношению к мужикам, у победителей — к побежденным. Такие не всегда соблюдали законы чести в своих отношениях со штатскими или не слишком порицали тех, кто с маху расправлялся с буржуа. Другие, особенно артиллеристы, быть может, вследствие своих республиканских убеждений, не принимали этой доктрины, которая в конце концов сводилась к тому, чтобы разделить Францию надвое: на Францию военную и Францию гражданскую. И если командир Потель и капитан Ренар, два офицера из Римского предместья, чьи мнения о «штафирках» оставались незыблемы, были, несмотря ни на что, друзьями Максанса Жиле, то командир Миньоне и капитан Карпантье были на стороне горожан, находя поведение Макса недостойным порядочного человека. Миньоне, сухонький человечек, исполненный чувства собственного достоинства, занимался изучением вопросов, связанных с паровой машиной, и жил скромно, ведя дружбу с г-ном и г-жой Карпантье. Его тихий нрав и ученые занятия заслужили ему уважение всего города. Поэтому-то говорили, что Миньоне и Карпантье совсем другие люди, чем командир Потель, капитаны Ренар, Максанс и прочие завсегдатаи «Военной кофейни», сохранившие солдатские нравы и старые замашки времен Империи.
31
32
33