При переселении в гетто сильно уплотняли семьи, живущие на его территории. На улице Ченстоховской жила сестра мамы, тетя Лиза, с мужем и сыном. Мы переехали в их квартиру. Она находилась на третьем этаже трехэтажного дома. Тетя Лиза, ее муж и сын разместились в первой комнате. Мои родители и я спали в проходной, а Бася с Мирой заняли маленькую последнюю комнатку. Вскоре нас уплотнили и в последнюю комнатку поселили женщину с взрослым сыном. Таким образом, в небольшой квартире оказалось уже десять человек. Нередко в такого размера квартирах жили по двадцать и более человек.
Перемены в жизни были столь крутые, что осознать их не получалось! Вчера мы были свободными людьми, а сегодня низведены до положения рабов. Я уже упомянул об обязательных желтых звездах. Кроме того, за пределами гетто евреи не имели права ходить по тротуарам, а только по мостовой, словно скот или лошади. Вне гетто евреи не имели права появляться без разрешения, двигаться обязаны были только в колонне рабочих или в сопровождении немца — представителя ведомства, в распоряжение которого были предоставлены рабочие. Вести колонны немцы часто передоверяли бригадиру, то есть старшему рабочему, назначенному ими. Все население гетто обязано было работать, внутри гетто или вне его. Без работы человек был обречен на голодную смерть. Отец заслуженно пользовался в городе авторитетом человека высоких нравственных принципов, бессребреника. Поэтому я не удивился, когда ему предложили заведовать пекарней. Отец, подумав, дал согласие. Став заведующим пекарни, он домой никогда не приносил лишнего грамма хлеба. Мы получали его по карточкам, как все. Мать, у которой здоровье всегда было слабым, еще больше сдала, особенно после гибели брата. Она осталась дома и вместе с тетей Лизой вела домашнее хозяйство, что в создавшихся условиях требовало немалого искусства. Мясо практически исчезло, на второе обычно были овощные котлеты (если удавалось достать овощи).
Для Баси смерть Павла была тяжелым ударом. Она решила пойти работать санитаркой в инфекционную больницу. Это было опасное занятие — в больнице было отделение для тифозных больных. Однако никакие уговоры не помогли. Иногда складывалось впечатление, что она ищет смерти. У Баси было удивительное сочетание деликатности и твердой решимости, о которой трудно было догадаться, глядя в ее голубые мечтательные глаза.
Итак, наступил новый тяжелый период. Надо было устроиться на работу. Где работала Мира, сестра Баси, я уже не помню, а мы с моим двоюродным братом Левой устроились работать за пределы гетто. Большинство жителей гетто работали внутри его. Так, например, по данным Бернарда Марка, в апреле 1943-го в самом гетто работало 14 250 человек, вне гетто — 2700 человек[8]. На «арийской» стороне работать было опаснее. Еврейские рабочие за пределами гетто все время находились в «зоне повышенного риска». Они всецело зависели от прихоти гитлеровцев и их прихвостней. Это вызывало постоянное нервное напряжение. Однако работа на «арийской» стороне давала возможность что-то вынести из вещей и обменять у польского населения на продукты, а при случае стащить что-то у немцев. Шла борьба за выживание. В начале февраля 1943 года мне удалось незаметно сбросить с немецкой грузовой машины и спрятать небольшой ящик с сырками. Однако воспользоваться «трофеем» я не смог — на следующий день гетто было заблокировано, и началась февральская «акция»[9].
8
Данных за 1941–1942 гг. у меня нет, но можно предположить, что они мало отличались от 1943 г.
9
Февральская акция была третьей и последней перед окончательным уничтожением гетто массовой террористической акцией в Белостоке. Эшелонами было вывезено около 10 тысяч евреев (мужчин, женщин, стариков, детей). Все они были уничтожены в Треблинке, Майданеке и Освенциме. Около 800 человек были расстреляны в гетто.