Лишившись возможности пришлифовывать зарядные вкладыши на станке со специальными оправками, это стали делать вручную: смесью пушечного сала с толченым кирпичом. В результате при каждом стволе остался один-единственный годный вкладыш: тот самый, который притирали. После выстрела его приходилось перезаряжать. Народный ум придумал, как исполнять сию операцию стоя в строю. Фузею - прикладом к носку правой ноги, опирая ствол на сгиб согнутой руки; вкладыш - в левую руку, правою заряжают. Сумка с принадлежностями на поясе, маленький шомпол на темляке привешен к запястью. Частота стрельбы получалась, как из обыкновенных мушкетов, с сохранением преимуществ винтовки по дальнобойности и меткости. Поневоле пришлось смириться с таким упрощением, хотя потеря возможности вести ураганный огонь в течение минуты или двух (в самый момент неприятельской атаки) больно ранила мое сердце. А что делать? К началу кампании не более пятисот стволов вышло бы снарядить по-старому, с десятью зарядными частями.
Субсидировав ремонт винтовальных фузей, обо всем прочем я составил доношение государю и предложил для спасения завода испытать мою старую идею: поставку мушкетов в Африку через бристольских купцов. Впрочем, больших надежд на царскую дальновидность не возлагал. При всем стремлении подражать Европе, Петр более склонен мыслить в понятиях администрации, нежели коммерции.
Прежде Тула делилась людьми: и с Уралом, и с Богородицком, и с Тайболой. Теперь наступило время отдавать долги. Чтобы окружающий хаос не затопил столь нужную мне мастерскую, главным в ней поставил Ивана Онучина - молодого, но твердого и дельного парня. Смысловое родство фамилий с управляющим дало мастерам повод для шуток: дескать, ходили мы прежде по-господски, в чулках - теперь в онучах будем. Ну и ладно, всё не босиком по снегу.
Бежало время. Утекало, как вода сквозь пальцы. На Сретение устроил смотр егерям. Ефим Мордвинов, ставший в мое отсутствие полковником, откровенно недовольствовал спешкой, резонно полагая, что откроется много упущений. Набаловался, вдалеке от начальства. Вообще-то приятно было видеть знакомые лица после четырех лет, насыщенных всякого рода событиями; но обстоятельства требовали крутого обращения безо всякой приятности. Полк мною был создан и вскормлен. Меня в нем почитали, как отца родного. Однако перейти к строгим экзерцициям от деревенской расслабленности, когда главное занятие - выколачивать из крестьян подати, а между делом бражку отнимать и девок щупать... Нелегко это, знаете ли. Жили спокойно - вдруг генерал прискакал!
Правда, одно средство подсластить горечь встречи я про запас держал. Дивиденды за прошлый год, на вложенный в дело запасный капитал полка - и не в общую кассу, а к раздаче по долям. Суммы выходили сравнимые с жалованьем. Быть может, опрометчиво с точки зрения чистой коммерции так раздавать доходы, не сочтясь еще с лондонскими кредиторами - только иначе и у меня бы не оказалось денег на все многоразличные нужды. Не идти же на подлог, забрав кассу компании себе, в ущерб прочим акционерам. И еще, ввиду неизбежных на войне случайностей, хотелось расплатиться с людьми, пока все живы. Кстати, мастеровым в Тайболе прошлогодние долги тоже отдал. В серьезный бой принято надевать чистое исподнее - не помешает и чистая совесть. Все равно, есть ли там что за гробом, или нет.
Вторым, после Тулы, важнейшим пунктом по пути на юг был Тавров. Собственно, в этом городишке меня интересовал только засевший на верфях Змаевич. Требовалось заблаговременно выстроить отношения и согласовать планы.
Согласно фамильному преданию, род вице-адмирала происходил от приобщившихся к цивилизации и перешедших в католицизм черногорских разбойников. Произошло сие много поколений назад, но и теперь щегольские, аккуратно подбритые усы выглядели, как приклеенные, на суровом лице, будто вырезанном из дуба с гор Монтенегро. Мы с ним были знакомы, но не более того: почему-то выходцы с адриатических берегов не очень дружат между собой в России. Может быть, опасаются людей, способных пролить свет на их прошлое? Я не склонен собирать сплетни, пересчитывая, за чьей спиною осталось больше свежих трупов - однако историю Змаевича знал. В ней, как в романе, перепутались вековая вражда знатных родов, коварное похищение дочери турецкого аги, междоусобная резня на улицах городка Перасто, бегство от венецианского правосудия и константинопольская тюрьма. Не стоило забывать, что в русскую службу моряк вступил при посредстве Толстого: стало быть, связан по этой линии с моими врагами.