- Табань!
Хриплый шепот впередсмотрящего сбивает с мыслей. Дублирую команду, потом вглядываюсь, в чем дело. Так нарушать субординацию ему дозволено только в крайнем случае.
В непроглядной тьме возникает что-то еще темнее, форштевень с деревянным стуком ударяется о... Откуда здесь плавающее бревно? Хорошо, скорость небольшая - и ту почти погасили.
Гребцы притихли, опустив весла, и едва дышат. Шуметь не стоит, это всем понятно.
Кажется, тихо. Достав фонарь, опускаю к самой воде с левого борта и чуть приоткрываю шторку. Обыкшие к темноте глаза различают громадный, в два обхвата, кряж с прибитой толстыми скобами железной цепью соразмерной толщины. Дальше, сколько достает свет, тянутся прерывистой линией такие же бревна.
Боновое заграждение!
- ... вашу мать, что за новости?
- Две седмицы назад ничего такого не было, Ваше Превосходительство!
Когда ругаешься шепотом - звучит скорее смешно, чем угрожающе. Да и не виноваты, похоже, казаки-лазутчики, которые побывали тут под видом некрасовцев, а теперь у меня вместо лоцманов. За полмесяца много чего можно сделать.
Неужели турки узнали о наших приготовлениях?
Спокойно, не надо суетиться. Что-то могли узнать. О ночных учениях - запросто. О минах? Вряд ли. Скорее, стерегутся от десантов на крымских берегах. Таких, как в прошлую войну. Пролив слишком широк, а заграждение, должно быть, оставляет узкий проход под самыми крепостными пушками. Кстати, по правилам европейской морской тактики бон должны патрулировать шлюпки с охраной!
- Лейтенант, каравану - сигнал 'стой'!
Это тот самый грек, рыбачивший здесь на глазах у турок. Михаил Ксенидис его зовут. Он поднимает над головой фонарь, направляет окошком на корму, дважды приоткрывает и захлопывает шторку. Пауза - и еще раз. И еще раз пять. По две коротких вспышки.
Сдав чуть назад, несколько минут прислушиваюсь и всматриваюсь во тьму. Никого. Все равно, надо убедиться. Приказываю грести, удвоив осторожность, направо. В сторону крепости, примерно на версту. Потом обратно, к пустому берегу, до мелководья. Охраны нет. Слава Богу, турки не слишком ревностно следуют английским советам. Мало ли что неверные собаки навыдумывают!
Теперь потихоньку вдоль самого заграждения, опустив мерный шест вертикально, чтобы царапал дно. Зацепили!
Смоленый пеньковый канат. Уф-ф-ф! Если бы заякорили тоже цепями - вернулся б не солоно хлебавши. А натяжение-то приличное! Течение в проливе.
- Режь!
Здоровенным черкесским кинжалом казак в три приема перехватывает тугую пеньку.
- Иди в воду. Проверь до самого берега, если найдешь еще - обрежешь. Догонишь вплавь.
Мы берем мористее. Через каждый десяток бревен якорные связи тянутся к тяжелым каменным плитам, грубо отесанным для обвязки. Тесаки тупятся о задубевшие пряди. Время уходит: коротка летняя ночь. Ладно, что здесь не Петербург! Успеем или нет до света? Наглея от спешки, плюем на тишину. Поднимаем канаты на планширь, рубим топором.
У борта тяжелое дыхание. Чуть приоткрытый фонарь освещает зверскую рожу с кинжалом в зубах. Мой посланник вернулся. Гребцы помогают ему перевалиться в струг.
- Ваше Превосходительство, поплыл! Хвост поплыл!
- Чей хвост? Ты о чем, братец?!
- Да брёвна подхватило! На полдень тянет.
- Хорошо. Так и должно быть. Сигнал двигаться каравану!
Ксенидис отмигал по три вспышки, оставил фонарь светить на северо-восток. Неожиданно скоро тихий плеск возвестил о флотилии. Понятно: они тоже на течении дрейфовали.
Один струг оставляю у бона. 'Буки'. Суденышки не заслуживают громких названий и поименованы буквами алфавита, несут для различения знак на борту и вымпел на мачте. Порядок в строю соответствует. 'Аз', разумеется, у меня; 'Ижица' - у Кондрата Екимова, коего не удалось убедить, а пришлось заставить идти в бой с голыми руками, ибо начальнику надлежит действовать головой.
Приказ 'букарахам' - резать дальше, сколько успеют. Сейчас мы проскользнем, но для дальнейшего узкую щель у азиатского берега надо расширить.
- Вперед!
Даже странно, что нас не заметили и не подняли тревогу. Воистину, наглость города берет! Или ловушка ждет в конце пути? На месте турецкого адмирала я нашел бы множество способов... Самое простое: осветить фейерверком - и залп картечью! Пушки на кораблях ставят так плотно, как можно; пред ними будет полоса сплошной смерти. Что останется от струга, по которому выпалит дюжина двадцатичетырехфунтовок?