Выбрать главу

Под градом тумаков негодяй попятился, упал навзничь, извернулся на четвереньки, попытался прямо в этой позиции обнажить шпагу, — но потерял охоту драться, получив ногой по зубам. Подхватив, при зверином визге окружающих дам, упавший на паркет клинок, я плашмя, как хлыстом, проводил несколькими ударами убегающего врага и обернулся встретить его товарищей, спешащих на помощь.

Безоружный офицер императорской гвардии решительно шагнул между стальными остриями:

— Господа! Своим поведением вы оскорбляете хозяина этого дома. Извольте немедленно отдать мне ваши шпаги и прекратить бесчинства.

Неприятели медленно, с ворчанием, отступили, пряча оружие в ножны — пожалуй, мне больше не грозило быть заколотым прямо на балу. Прищемив клинок дверью, я резким движением сломал его у самой гарды и с поклоном протянул гвардейцу остаток эфесом вперед:

— Хозяин этой шпаги недостоин звания дворянина.

Убравшиеся было восвояси друзья побитого чуть снова не кинулись в атаку. Рослый, с благородной внешностью, шляхтич злобно процедил:

— Будь пан генерал настоящим графом, он ответил бы за свои слова.

— Пришлите ко мне завтра ваших секундантов — увидим, кто из нас настоящий.

Допраздновав с невозмутимым видом испорченный вечер и потом преспокойно выспавшись, я встретил поутру Матвеева любезной улыбкой; но извещенный о вчерашнем посол накинулся на меня с раздражением:

— Забыл, что государь Петр Алексеевич поединки под смертной казнью запретил? Даже убитому на дуэли нет прощения, по указу его труп за ноги вешают!

— Припомни хоть один случай, когда повесили?! Андрей Артамонович, дорогой, не надо так горячиться! Царь запретил бои между своими, а не с врагом! С ним биться не только можно, но и должно — в одиночку или строем, безразлично.

— Пусть так, но не на нейтральной территории! Немецкий закон тоже наказывает…

— Неужели тоже — мертвецов за ноги? Кстати, мы ему в этом случае подсудны?

Матвеев на секунду задумался и успокоился немного.

— С ходу не скажу. Надо здешних законников беспокоить. Все равно некрасиво. Гости подрались в доме — обида хозяину, чужестранцы бьются в стране — обида государю.

— Это наши враги оскорбили императора. Посмели утверждать, что жалованный им титул — не настоящий. Вот если взять и доложить Карлу? Думаю, он поймет мои чувства!

— Бог его знает. Все равно, тебя подловили, как неопытного мальчишку: им только и надо, чтобы нас скандализировать. А ты поддался! Ну, положим, Чушуловича стоило проучить, деваться некуда…

— А это кто?

— Тот пьяница, которому ты шпагу сломал. И челюсть заодно. Но на поединок с Коморовским напросился зря. Изволь отказаться.

— Господин посол, это будет бесчестно!

— Вздор! Ты все-таки генерал-майор, а пан Антоний Коморовский у Лещинского только до полковника дослужился. И то титулярно, без полка. Не по чину ему тебя вызывать! Хотя род графский, старинный… Герб у них один с Понятовскими — циолек, сиречь телок…

— Авось не забодает! Еще вопрос, кто кого подловил: в чинах он мне уступит, а в знатности… Тебе же ведомо — у меня шляхетство выслужное. Как родовитые люди на выскочек смотрят, надо рассказывать?

— Ну и причем тут дуэль?

— Выйти с кем-то на поединок — значит признать себе равным.

— Ради подобных пустяков стоит ли ставить жизнь на карту?! Вас явно нарочно стравили! Ты даже не представляешь, насколько он опасен!

— Что, хороший боец?

— Не то слово. Насчет всей Польши не скажу — но лучшая шпага партии Лещинского, точно. Его путь усеян телами соперников. Как ты фехтуешь, не знаю…

— Посредственно или чуть ниже. Не беда. Придумаем что-нибудь.

— О чем думать?! Разве, как дуэли избежать?

— Вовсе нет. Если он сильней меня на шпагах — значит, я его застрелю. Выбор оружия за оскорбленной стороной.

— Разве тебя поколотили? Ты же прилюдно избил его приятеля! И после такого… Хочешь сказать, что сам его вызвал?

— Мне пришлось. Этому… Чешуевичу, или как его… он, что, родня?

— Насколько я знаю, нет. Зато Станиславу Понятовскому — дальний родственник и ближний клеврет.

— Вот и хорошо. Общепринятые дуэльные правила разрешают драться за однородца — если тот сам не способен. Ни за кого больше. Мои с этим пьяным дураком счеты посторонних не касаются. Можно без ущерба для чести посылать в дальний путь любого, кто пожелает за него вступиться. Потому единственный повод для поединка — оскорбление, нанесенное Коморовским мне и императору.

— Хорошую компанию ты себе выбрал.

— Так получилось.

— Учти, мое положение не позволяет открыто содействовать тебе. Официально — мне ничего об этом не известно.

— Если позволишь, Андрей Артамонович, я возьму Фронвиля.

— Как хочешь. Он будет рад.

Действительно, француз с увлечением взялся за дело. Устройство дуэли между чиновными и титулованными противниками как нельзя лучше отвечало его аристократическим пристрастиям. Он сам подобрал второго секунданта, из имперских офицеров, и с педантической важностью обсуждал со мной детали предстоящего. Увидев же, кто представляет наших врагов — просто расцвел.

Карл Двенадцатый вообще-то не жаловал поляков, но для Станислава Понятовского сделал исключение: произвел в шведские генералы и поручал самые трудные дела. Именно он в Константинополе изобретательностью и упорством преодолел Толстого и склонил султана к войне с Россией. Наша дипломатическая конфузия в Вене тоже была его заслугой. Служба Понятовского начиналась в турецкую войну под знаменами принца Евгения, и в имперской столице пана Станислава принимали как старого боевого товарища, a priori достойного большего доверия, чем русские. Враги отнеслись ко мне в высшей степени уважительно, если он сам явился секундировать.

Соблюдая дуэльный ритуал, я не вышел к представителям противника, а остался в соседней комнате. Вскоре барон заглянул посовещаться:

— Господин генерал продолжает настаивать на пистолетах? Конечно, для нас, парижан, такая дуэль в порядке вещей, но здесь, увы, иные нравы… — Он закатил глаза и развел руками по поводу восточноевропейского варварства.

— Мне слышно, что говорят меж собой поляки. "Хлопска зброя"… Плевать на подобные мнения! Передай, что их клиент может засунуть свой гонор себе в задницу, если не желает стреляться. Отказ от поединка будет на нем.

Я совершенно простил Фронвилю самозванство за его мастерский перевод с французского солдатского на французский куртуазный. Весь оскорбительный смысл сохранился, без единого грубого слова. Мои условия приняли. Время назначили на рассвете, место — у чумных бараков на берегу Дуная, где в позапрошлом году обрели покой одиннадцать тысяч душ, почти каждый десятый горожанин. Ничтожное событие — прибавить к ним еще единицу.

Утром нас встретили мокрый снег и порывистый ледяной ветер, но мой секундант так упивался должностью распорядителя, что ему все было нипочем. Он не позволил начать прежде, чем зачитал нам согласованные вчера правила, на пяти страницах.

— По договору, принятому обоими противниками, каждый из них вправе пользоваться собственным оружием, коим должен быть пистолет обыкновенного образца, гладкий или нарезной, с прицелом или без оного…

Разумеется, мое оружие было с «оным». Штучное изделие Тульского завода: колесцовый замок и нарезной ствол в пять с половиной линий. Накануне я сделал дюжину выстрелов и убедился, что по-прежнему на сорока шагах уверенно попадаю в чайное блюдце. Однако, с учетом погоды, стоило подойти немного ближе. У Коморовского — здоровенный драгунский пистоль, чуть не в аршин длиною и калибром с крепостное ружье. Убийственная вещь при стрельбе в упор, но уже на средних дистанциях — почти бесполезная. О точном попадании из такого лучше и не мечтать.

— …Каждый из противников независимо от другого имеет право, но не обязан, идти прямо навстречу противнику, держа пистолет дулом вверх. Другой противник, в свою очередь, имеет право идти вперед или стоять на месте. Оба противника имеют право стрелять после команды «начинайте», когда им заблагорассудится, но второй выстрел должен последовать в течение одной минуты с момента первого выстрела. Раненный первым выстрелом имеет право стрелять в противника, который не обязан приближаться к нему, в течение двух минут с момента получения раны. Противники не имеют права стрелять на ходу, желающий стрелять обязан остановиться и только тогда имеет право прицелиться. Противники имеют право остановиться и прицелиться, не стреляя, и после остановки вновь продолжать идти вперед, держа пистолет дулом вверх. Противник, выстреливший первым, обязан ждать выстрела другого совершенно неподвижно, на месте, с которого он стрелял…