Недобрые вести не стоит отлагать на потом. Остановил жестом приказчиков и негоциантов, ожидающих с денежными вопросами, подошел.
— Брат?
— Помер, Ваше Сиятельство.
— Земля ему пухом. Достойный был юноша.
Харлампий шмыгнул носом, нагнулся и выставил пред собою потертый маленький сундучок из тонких досок, с ручкой для переноски сверху. В таких матросы хранят немудреные пожитки.
— Велел Вашему Сиятельству передать.
— Что там?
— Помните, вы нас учили в деревне? Ворону еще дохлую линейкой меряли… — Мальчик попытался справиться с подступающими слезами. — Вот он с тех пор и занимался… Тайком… Смеялись потому что… Тут опыты по летающим машинам записаны и трактат недоконченный…
Бледное полудетское лицо скривилось, мокрые дорожки пролегли по щекам.
— Прошу немного подождать, signori. — Серьезные люди закивали головами: да, да, Eccellenza, подождем… — Пойдем в сад. На вот платок, утрись…
При всем трагизме житейской ситуации, в душе я невольно усмехнулся Надо же! Ученый мир и не знал, что к двум титанам инженерной мысли добавился третий. Дедал, Леонардо и Епифан! Внутренно устыдившись насмешки в отношении покойника, да еще павшего за мой интерес, откинул крышку: ящик состоял из двух отделений. В одном несколько разлохмаченных тетрадей, в другом…
— Не сломайте!
Смутившись, что позволил себе неподобающий тон, Харлампий дрожащими руками извлек хлипкую конструкцию, склеенную из тончайшей китайской бумаги, ниток, соломинок и щепочек:
— Образ машины в препорции один к двунадесяти, сиречь сажень в четверти.
— И что же: это летает?!
— Да, ежели крылья прикрутить.
На свет появилось нечто еще более хлипкое, полупрозрачно-стрекозиное. Всё вместе выглядело слишком худосочно в сравнении с самой тощею птицей, да и махать крыльями не могло, не имея соответствующего механизма. Под моим недоверчивым взглядом парнишка скрепил отдельные части шелковой ниткой и легким движением пустил, что вышло, на воздух.
И случилось чудо. Уродец плавным скольжением преодолел десяток сажен, качнулся от дуновения из приоткрытой калитки, вильнул длинным сорочьим хвостом и застрял в розовом кусте на другом краю маленького сада. При всей неказистости модели, это был полет! Зная главные принципы явления, масштабировать его несложно. Выходит, какой-то сопляк в свободное от навигационной науки время разгадал тайну, непосильную для величайших умов?! А почему нет? Человек постигает мир Божий, разлагая сложные движения на совокупность простых; погибший юноша поступил в высшей степени здраво, что воспроизвел парение на неподвижных крыльях, вместо головоломной механики взмаха.
Как жаль, что его уже ни о чем не спросишь! Я привел «Менелая» в Ливорно, одолел вражеские козни, честно заработал сказочные богатства, — но радости нет и в помине. Мучат сомнения: не слишком ли дорого мне обошлась победа, и стоит ли сей выигрыш таких жертв?!
Игра на деньги
— И хо-о-одють, и та-а-ащуть! Батюшко Александр Иваныч, да рявкни ты на них! Пуще комарья надоели!
— Терпи, Матвеич! Отваживай, но вежливо: люди же ничего не просят. Наоборот, деньги всучить пытаются.
С первого дня по возвращении моем в Москву явилась нежданная проблема: факторию железоторговой компании начали осаждать толпы желающих войти в долю. Объяснения привратника (старого солдата, оставившего пол-ноги под Таванском), что восточная торговля ведется графом единолично и никакой связи с делами компании не имеет, во внимание не принимались. Купцы, чиновники, офицеры; иной раз даже мужики с туго набитым кошелем за пазухой, — все почитали меня новым воплощением царя Мидаса, единым прикосновением обращающим в золото любое дерьмо. Все набивались в интересаны. Мнение, что Россия исключительно бедна капиталами, стало казаться если не совсем ошибочным, то, по меньшей мере, преувеличенным и однобоким.