Выйдя для разговора, узнал много нового о свойствах летающих моделей, вот уже полгода рассекавших воздух над головами крестьян. Оказывается, после каждого полета куры в округе перестают нестись — потому что петухи, увидав в небесах этакое чудище, пугаются и теряют всякий интерес к противоположному полу. Та же беда случается и с некоторыми человеческими мужчинами, а у женщин бывают выкидыши; которые все же донашивают — рождают уродов. Ежели сия монстра пролетит над полем, посевы гибнут, над садом — деревья засыхают. Плюхнется в море — рыба от берегов уходит, оставшаяся всплывает кверху брюхом. Рыбаки уже мрут от голода. Гости единодушно считали, что за столь тяжкий ущерб им следует с меня возмещение. Расходились только в размерах оного: одни называли сумму в сто дукатов, другие — тысячу. Кто-то крикнул, что миллион — но столь радикальное предложение поддержано не было, поскольку никто (не исключая самого крикуна) не знал таких чисел, а многие и слово-то впервые слышали.
И смех, и грех. Ну что с простаками делать?! Сразу в харю — вроде неприлично. А иного ничего не заслужили. На первый случай, словесно отругал. В качестве пряника позвал на расчистку дорожки, обещая хорошую оплату. Нет, не клюнули! Мужики разохотились на дармовщинку, а им суют работу под нос! Разошлись недовольные друг другом, обмениваясь взаимными угрозами. Не скажу, чтобы поверил в их серьезность — однако на всякий случай ночью велел сторожить дом не поодиночке, а парой, и не спать на посту. Как в воду глядел!
Проснулся от звука выстрела. Темно, будто в погребе: как раз новолуние стояло. Шуганув денщика, сунувшегося сдуру зажигать свечи, подхватил заряженный штуцер и крадучись спустился на первый этаж: надо быть полным кретином, чтобы выглядывать под огнем из окна спальни. Ребята мои, тоже разбуженные пальбой, без суеты брали оружие и становились в простенках. Шустрый Сенька Крутиков хотел уж было скользнуть в сад через заднюю дверь, чтобы разведать обстановку, но снаружи вновь загремели выстрелы, часто, как в бою. Посыпались стекла. Дьявол, да сколько же их там?! Или они пытаются создать преувеличенное впечатление о своей силе и бьют по окнам, чтобы нас запугать? В темноте замелькали факелы, заметались багровые тени.
— Ружья у всех заряжены? Огонь по команде, прицельно. Кто будет мазать, тому чистить яму в нужнике. Приготовиться. Целься! Пали!
Наш залп прозвучал дружнее и внушительнее, чем у нападавших. Кто-то завизжал резаным поросенком — попали! Парни приободрились.
— Заряжай!
Дождавшись, пока все изготовятся продолжать бой, расставил людей и велел атаковать, через окна и двери одновременно.
— В доме не отсидимся, спалят. Выскакиваем и прижимаемся к стенам. Держимся в тени. Вперед — только по моему слову и все вместе, иначе друг друга перестреляем. Давай!
Кто сам, кто после хорошего пинка, ребята кинулись наружу. Момент был опасный: серьезный противник, расставив вокруг палаццо стрелков, в пару секунд уполовинил бы мои силы. К счастью, в шайке не оказалось воинов — одни тати. Ответного удара ночные удальцы не сдержали. В свете разгоравшегося пожара мелькнули спины врагов — я дал им залп вдогонку и собственноручно влепил одному в поясницу штуцерную пулю.
— Воды!
Но было уже поздно. Артифициальная птица пылала огненным фениксом. Тушить бесполезно. Дом и надворные постройки, куда тоже закинули несколько факелов, удалось отстоять. Одного из сторожей, Андрюшку Лобова, нашли зарезанным (он-то всех и спас, успев выстрелить), другой клялся и божился, что не спал — только веры ему в этом не было. Ладно, не пойман — не вор. Нападавшие потеряли двоих и, судя по следам крови, имели раненых. Под горою их ждали лошади, дальше следы терялись на каменистой дороге.
Невыспавшийся, злой и пропахший гарью, я вернулся к дому, когда уже совсем рассвело. Осмотрел неприятельские трупы — если быть точным, один труп и одного умирающего, ибо парень с перебитым хребтом доживал последние минуты. Говорить он уже не мог.
— Чужие или здешние?
Ребята молча вглядывались в убитых врагов. Почти всем ночной бой был первым, но смущения никто не испытывал. Так мир устроен: или ты, или тебя. Кто-то сказал:
— Этого, в суконной жилетке, я видел вчера. Ну, когда мужики приходили.