Выбрать главу

— Возможно, и нет: в этом никак нельзя быть уверенным.

— А я вот, представьте себе, уверен, что буквально в нынешнем году на сих скрижалях прибавилось еще одно имя. Ибо новый «бич Божий» явлен миру. Империя, способная завоевать вселенную, уже родилась. И не на берегах Босфора. Вы слышали об индийском походе Надир-шаха?

— К сожалению, последнее время мне не докладывают военные и политические новости.

— С Вашего позволения, возьму на себя эту миссию. Объявив себя шахом, сей узурпатор направился на восток, чтобы покарать афганцев, не прекращавших нападения на Персию…

— Это мне известно; но я полагал, что персы увязнут в афганских горах надолго. Кстати, незадолго до воцарения, будущий шах приглашал меня на службу.

— Вот как? Не Вас одного. И нашлись те, которые откликнулись. Особенно шустрят англичане. Так вот, пока кое-кто отдыхал в Пьомби, Надир завоевал Афганистан, покорившихся противников взял в свое войско, непокорных вырезал. Не всех: часть успела бежать к Великому Моголу. Ультиматум о выдаче беглецов сей последний не исполнил. В ответ персиянин вторгся в Индию, наголову разгромил шестикратно превосходящее войско Могола и овладел Дели, его столицей. Все сокровища Индии попали в руки завоевателя. Небывалое, сказочное богатство!

— Жалеете, что не оказались на его месте?

— А Вы разве нет? Да у него прав на персидский престол ничуть не больше, чем у нас с вами! Нация, вера… Это все не важно! Он плюет на предписания религии, а духовенство пикнуть не смеет! Любой толковый генерал, воспользовавшись ситуацией, мог бы усесться на трон шахиншаха!

— Скажу за себя: я бы не мог. Тут нужен весьма специфический опыт.

— Вздор. Опыт — дело наживное. Впрочем, мы отвлеклись. Готов согласиться, что сей разбойник действительно одарен необычайным военным талантом. Помните, как он разбил Абдуллу-пашу Кёпрюлю?

— Это в тридцать пятом году, между Карсом и Эриванью? Да, эффектно. В равных силах — и почти полное уничтожение одной из армий.

— В равных? Он сделал это силами одного только авангарда. Лишь пятнадцать тысяч персиян участвовало в бою. Против восьмидесяти тысяч турок, коих они обратили в бегство, рассеяли и наполовину истребили! Последняя война показала: мы с европейскими армиями примерно на равных. Делайте выводы, дорогой друг!

— Хотите сказать, что цесарцы или французы, столкнувшись с Надиром, разделили бы участь осман?

— Не знаю. Но легко им не было бы, это точно. Впрочем… Такое столкновение им не грозит — пока существует Порта Оттоманская. Чего нельзя сказать о любезных Вашему сердцу русских, с которыми шах граничит непосредственно. Знаете, о чем он спрашивал прибывших в его владения английских авантюрьеров? О возможности постройки военных кораблей на Каспийском море! Как Вы думаете, к чему он готовится?!

— Н-ну-с, предусмотрительный правитель вполне может, и даже обязан, готовиться к любым капризам судьбы, большинство которых никогда не воплотится в реальность. Готов согласиться, однако, что нынешний владыка Персии — человек беспокойный и опасный.

— О-о-о! Вы даже не представляете, насколько! Я бы сказал: он опаснее для турок, чем русские — и опаснее для русских, чем турки! Что мы имеем в Персии? Блестящий полководец на троне; лучшая армия Востока… А может, не только Востока? Как знать… И неограниченные денежные средства, светлая мечта любого военного министерства! Оцените шансы, что вождь, ничего не знающий и не умеющий, кроме войны, удержится от соблазна этим всем воспользоваться!

— Ноль. Нет таких шансов.

— Совершенно верно! Значит, у двух держав есть общий интерес: унять беспокойного соседа. Даже у трех, считая Великого Могола, — хотя после недавнего разгрома на Мухаммад-Шаха трудно рассчитывать. Думаю, он постарается остаться в стороне.

— Не только он. Очевидная политика враждующих царств — при появлении третьей, обоюдно чуждой силы, попытаться натравить ее на старого неприятеля. Если выйдет, смотреть и радоваться.

— Да, русская императрица пыталась вести такую линию. Но это недальновидно. Кто прикармливает бешеную собаку, всегда рискует сам быть укушенным. Она лишь напрасно подарила завоеванные царем Петром провинции такому государю, который не умеет быть благодарным. Происходя из подлого сословия, сей монарх одержим глубокой низостью чувств, побуждающей принимать доброту за слабость, а великодушие — за глупость. Отдаю должное храбрости и полководческому дарованию шаха — однако благородства духа в нем нет.