Барон поморщился: пожалуй, намек был слишком прямолинеен. Господствующая фамилия вполне оправдывала свое прозвание. Даже с лихвой. Руки у них оказались не просто длинные, но и загребущие. Естественно, Долгоруковы пожелают выгодно вложить наворованные богатства, и впрямую противиться их алчности опасно. Хитрейший и осторожнейший Андрей Иванович такого делать точно не станет.
А что станет?
Однако на лицо собеседника уже вернулась непроницаемо-благожелательная улыбка. С видом простодушного любопытства он возобновил беседу:
— Скажите, любезный граф, собираетесь ли вы завести торговлю с Великим Моголом и другими индийскими царствами? Или намерены ограничиться Китаем?
— Вы предостерегали от ссоры с хозяевами морей: извольте видеть, меня тоже сие заботит. Китай силен и самостоятелен; никакая европейская держава не вправе препятствовать мореплаванию в его водах. Да и возможности не имеет. В Индии иначе. Власть падишаха ослабла; вассалы бунтуют. На побережье тесно от европейских кораблей, купцов и факторий. У англичан, голландцев и французов позиции сильные. Все они точат зубы друг на друга — хотя не нападают, до случая. Португальцы держат несколько пунктов, но никому не мешают, понеже торговли значительной не ведут. Датчане владеют Транкебаром; их не принимают всерьез.
— Разве? Зачем же тогда державы хлопочут об их устранении? Не далее, как нынешней весной, в апреле месяце, Англия с Голландией заставили короля Фредерика ликвидировать Датскую Ост-Индскую компанию.
— Ну, к этому времени она была просто ширмой для голландского купца ван Асперна, и к тому же обанкротилась. Иначе король не уступил бы так легко. В будущем стоит подумать о покупке датских владений в Индии — но нужен благоприятный момент. Разумею войну между европейцами: тогда каждая из сторон остережется нам вредить и умножать враждебные силы; теперь же соединятся и выкинут вон.
— Если до сего предполагаемого момента вы не намерены посылать корабли в Индию — зачем именовать компанию по этой стране? Только разжигать ненужное беспокойство.
— What's in a name? That which we call a rose by any other name would smell as sweet! Китайская, Восточная, Азиатская… Или даже Южных Морей, как у британцев! Вооружаться против наших плаваний в Кантон никому из европейцев резона нет: еще и потому, что Российская империя с Китаем граничит и ведет караванную торговлю. Полагаю, одно другому не во вред — хотя морской путь быстрее и дешевле.
— А вы обсуждали сие с графом Рагузинским?
— Ну как же! Саву Лукича я почтил визитом в числе первых. Жаль старика: китайское посольство дорого ему обошлось. Пока путешествовал, дети умерли; жена молодая сбежала; ну, да венецианки верностью не славятся — у них иные достоинства… Сам из Сибири больной приехал. Шестидесяти лет пускаться в такие дали — большую смелость надо иметь.
— И как он смотрит на ваш прожект?
— С пониманием. Понеже меховая торговля в кризис пришла, нужда в перемене системы очевидна. Конечно, некая доля ревности присутствует… Знаете, барон, мы ведь с ним почти земляки — но никогда тесно не дружили. Скорей, глядели друг на друга, как на соперников. Однако граф — умный человек и опытный негоциант. Он понимает, насколько Китай велик. Пекин и Кантон — это север и юг державы, примерно как у нас Петербург и Азов. Совершенно отдельные области в торговом смысле.
— Как знать, как знать… Когда товар настолько ценен и легок, что семь тысяч верст вьючного пути коммерции не помеха — лишних две тысячи ничего не значат. Вы собираетесь просить о дозволении торговать кантонским чаем в России?
— Не обязательно. Груз «Менелая» скупили евреи из Ливорно: надо думать, для продажи в Англии через тамошних соплеменников. Меня эти покупатели устраивают — пока дают цену выше, чем христианские купцы. Конечно, парламент рано или поздно сию дыру в таможенном заборе заткнет. Разговоры уже ведутся. Но я надеюсь, что процедура затянется. Кстати, есть новость для вас: английские друзья пишут, что соглашение с Испанией и отпадение оной от Венского альянса — дело ближайших недель. Трактат давно был готов, однако все знали нелюбовь нового короля к отцовским министрам и ожидали крупных революций. Потому и не подписывали. Теперь уверяют, что Тауншенд и Уолпол снова в фаворе, особенно последний.
— Н-да, любопытно…
Сложенные домиком ладони барона пришли в движение, женственные бледные пальцы нервически заиграли, словно на невидимом клавикорде. Жест, означающий затруднение и напряженную работу мысли. Довольный, что посеял недоверие между Остерманом и де Лириа, я усилил атаку на этот пункт: