Выбрать главу

У кого сей редкий товар был в достатке, так это у лизанькиных слуг. Что, вообще говоря, обнадеживало: ум слуги — достояние господина. Ну, а в данном случае — госпожи. Разумеется, в предположении, что слуга верный. Имея толковых советников и помощников, можно подняться много выше уровня, определенного тебе природой. Слушая из соседней комнаты беседу Марко Бастиани с Петром Шуваловым (слава Всевышнему, я еще недостаточно стар, чтобы страдать тугоухостью), вполне успокоился насчет сего молодого человека. Все, что нужно, он схватывал с полуслова.

Извинившись, что отвлекает столь важную персону от государственных дел, торговец незамедлительно разъяснил причины столь дерзкого поступка: ему поручили переговорить о возможной помощи в решении денежных затруднений, которые испытывает принцесса. Кто поручил? Один граф, хорошо известный в коммерческих кругах Италии и Англии, но также не чуждый и России. Откуда граф знает о затруднениях? От некого маркиза, весьма осведомленного в этом вопросе. Уважаемый Петр Иванович всегда может у маркиза о том спросить, но стоит ли спрашивать, и под каким видом это делать — пусть решает сам. Момент весьма деликатный, и вот почему. Сей достойный синьор запрашивал финансовую поддержку, не предоставив ни обеспечения, ни прокурационного письма от особы, в пользу которой ходатайствует. Простого человека при таких обстоятельствах граф даже не стал бы слушать; но ведь этот проситель далеко не прост. Он облечен доверием своего короля и, насколько известно, состоит в конфиденции с Ее Высочеством. Простирается ли благожелательность принцессы столь далеко, чтобы позволить маркизу брать деньги на высочайшее имя и распоряжаться полученными средствами для ее пользы и удовольствия — сие хотелось бы уточнить у нее лично. Очевидно, что подобные полномочия могут быть предоставлены только очень близкому человеку.

Подтверждения, что упомянутая персона действительно делала такие запросы? Таковые имеются, но с этим, пожалуйста, к Его Сиятельству; скромный негоциант в роли посредника всего лишь призван связать меж собою заинтересованные стороны. Впрочем, он осмелится заметить, что в коммерческом мире слово графа котируется наравне с золотом. Если Петр Иванович сообщит все вышесказанное своей госпоже, и та сочтет желательным продолжение переговоров — милости просим, в любое время. Кстати, не желает ли гость отведать вина нового привоза? Понравится — можно придержать бочонок специально для него…

Даже по изменившемуся тону камер-юнкера можно было почувствовать, насколько он раздражен бесцеремонностью француза. Мало, что тот без дозволения вынес наружу весьма деликатные проблемы; так еще и в деньгах, собранных для царевны, захотел хозяйничать, словно родственник-опекун — в имении малого дитяти! Теперь перед Шуваловым воздвигся вопрос: стараться ли, подобно маркизу, выжать максимум возможного для себя, или прикинуться скромником и отступить в тень, предоставив высоким персонам договариваться напрямую.

Через неделю, когда он вновь появился в торговой конторе, стало ясно, что избран второй путь. Несомненно, более правильный: попытка встать между хозяйкой и ее деньгами была бы наглостью в отношении к ней, и кончилась бы когда-нибудь бедою. Кажется, тут все очевидно. Тем не менее, множество придворных то и дело вступают на кривую дорожку. Вспомнить хоть Меншикова… В отличие от покойного фаворита, молодой человек экзамен выдержал. Впрочем, от бескорыстного идеализма он тоже оказался весьма далек: в сем случае время, потраченное на раздумья, может служить мерилом внутренней борьбы. Сребролюбив, но не до потери рассудка, — таков был мой вердикт. Значит, с ним можно иметь дело. Есть шанс обскакать французов и шведов, кои тоже лезут со своей помощью.

Однако, за эту самую неделю как раз и произошло событие, недвусмысленно показавшее, что надежды заговорщиков на иноземную подмогу не стоят и ломаного гроша. Первое же столкновение русских и шведов, у пограничной крепости Вильманстранд, окончилось убедительной победой русского оружия и вселило страх в сердца неприятелей. А дело было так.

Разведав, что сия фортеция укреплена недостаточно, гарнизон же едва достигает четырехсот душ, Петр Петрович Ласси решился на coup de main, сиречь набег, и с девятитысячным отрядом, почти без артиллерии, взявши провианта лишь на пять суток, быстрым двухдневным маршем к Вильманстранду вышел. Генерал-майор Врангель, имея то ли три, толи пять тысяч солдат, — в общем, значительно уступая — решился преградить ему дорогу и дать бой перед крепостью. Пушки, снятые с городских бастионов, превосходная оборонительная позиция и присутствие у шведов их лучших полков: Зюдерманландского, Далекарлийского и Вестерботтенского, — отчасти уравновешивали разницу в силах. Тем не менее, после упорного трехчасового боя неприятели были обращены в бег и загнаны в город. Крепостная артиллерия, неосторожно выведенная в поле, стала добычей русских и обратилась против прежних владельцев. Врангель, при отступлении раненный в руку, понял, наконец, всю безысходность положения и разрешил коменданту крепости Виллебранду сдаться. Тот поднял белый флаг; но шведские солдаты, одушевленные знаменитой «норманнской яростью», не слушали командиров и продолжали бой. Пал мертвым барабанщик, посланный Ласси для принятия капитуляции. Генерал русской службы Икскуль и полковник Леман, взбежавши на крепостной вал, пытались вразумить неприятельское войско: кричали по-шведски и указывали на выставленное комендантом знамя мира, — всё впустую. Они тоже были убиты. Вот тут уже русские солдаты рассердились, и ярость шведов оказалась в сравнении вздором, навроде дамской истерики. Крепость была взята решительной атакой и на следующий день по приказу Ласси сожжена дотла. Мало кто из ее защитников избежал плена или смерти. Большинство офицеров, не исключая командующего генерала, отправились под конвоем в Санкт-Петербург.