— Scharfschützen? Двенадцать тирольских рот? Это скорее ополчение, чем регулярные войска. За пределами Тироля воевать не обязаны. Нет, я их не встречал. Только слышал.
— Зато я встречал. Будучи по ту сторону мушки.
Маловыразительное лицо Миниха оживилось нежданным интересом и вниманием:
— Ну и как?
— Незабываемо. Уцелел по чистой случайности, всех остальных офицеров выбили в считанные минуты.
— Himmelherrgott! Какое варварство!
— Вы возмущены?
— А вы нет?
— Ничуть. Не вижу ничего предосудительного в отстреле тирольцами нас, французских захватчиков.
— Возможно, законы войны сие не нарушает, но законы чести… Нельзя охотиться на офицеров, как на оленей.
— Увы, старомодные правила рыцарственности остались в минувших веках. Слишком заманчиво сделать негодным к бою целый полк, истребив лишь две дюжины человек. Ящик Пандоры открыт — и открыт не нами. Кстати, у шведов при Карле многие унтер-офицеры имели штуцера. Только пускали в дело не часто, уповая больше на рукопашную.
— Вероятно, не видели пользы в этом оружии?
— Бог знает. По моему долговременному опыту, штуцера — они же винтовальные фузеи, а по-солдатски просто «винтовки» — наиболее полезны в азиатских войнах. Против горцев, палящих из-за укрытий, или восточной иррегулярной конницы, этого бедствия степей. Дикие наездники носятся то поодиночке, то многотысячными толпами, стреляют из луков и показывают чудеса вольтижировки, перехватывают обозы и окружают колонны на марше…
— Разве кавалерия, не знающая строя, опасна регулярному войску?
— По крайней мере, она доставляет много неприятностей. Особенно при фуражировке. И крайне утомляет солдат, держа их в постоянном напряжении и под обстрелом.
— Стрелами?
— Большей частью. Хотя у некоторых и ружья есть. Но, скажу я вам, татарские луки против обыкновенных мушкетов не так уж плохи. Учитывая, что им целиться в плотный строй, а нам — в одиночек на полном скаку. Если оказывать каждому джигиту такое уважение, что останавливать марш и палить по нему целым плутонгом, за день и мили не пройдешь. Не оказывать — неприятель постепенно наглеет. Стрелы сыплются дождем, раненые множатся с каждой минутой… Разреженная линия стрелков с точным дальнобойным оружием закрывает весь этот балаган раз и навсегда. Ежели каждый враг, приблизившийся на триста шагов, получает пулю — поверьте, после двух-трех убитых они приближаться перестают. А на больших дистанциях луки бессильны. Винтовка — вот ключ к вратам Востока!
— Боюсь, вы увлекаетесь, дорогой граф. Турки сами имеют нарезные ружья в изобилии: насколько мне известно, некий род винтовальной фузеи у казаков именуется «янычаркой» или «яныченкой». Или вы говорите о своих «новоманерных» штуцерах? Уж простите великодушно, не усматриваю в них чудо-оружия.
— Помилуйте, я и не требую сего титула. Кому, как не мне, знать все их многочисленные несовершенства. А вы, вероятно, имели дело с изношенными экземплярами. Дело в том, что у этих ружей есть слабое место. Опытные образцы выдерживали триста выстрелов до износа втулки, сопрягаемой с зарядными частями; погнавшись за количеством, мы потеряли в долговечности. Примерно на треть или даже вполовину. Меткому стрелку, для сохранения навыка, надо упражняться, делая хотя бы по пять выстрелов в неделю. Лучше — больше, да куда уж там… Фузею, вдесятеро дороже обыкновенной, приходилось каждый год возвращать на завод для перешлифовки. Очень хлопотно, очень дорого, очень ненадежно.
— Вы мужественный человек, раз готовы признать неудачу.
— Неудачу? Хм… Не готов! Осмелюсь вам, Христофор Антонович, доложить, что колоссальный выигрыш в меткости, дальнобойности и частоте огня перевешивает все недостатки новоманерных ружей. При условии правильного и аккуратного использования оных, на что способен, безусловно, не каждый солдат. И даже не каждый офицер. Пока выучишь — семь потов сойдет и годовой запас матерщины истратишь. Могу согласиться лишь с тем, что изготовление сего оружия en masse и скороспешное, без должной подготовки, введение в практику было ошибкой. Моей ошибкой. Весьма дорогостоящей и внесшей немалый вклад в бедственное состояние русских финансов. В этом — грешен, батюшка!
— Не ко мне. Сей грех пусть Камер-коллегия вам отпускает.
— Замолю. Если с индийской компанией пойдут навстречу. Что хочу еще сказать… Вы ведь в Санкт-Петербург собираетесь возвращаться?
— Да, мне поручено Ея Императорским Величеством приготовить апартаменты к переезду двора в северную столицу.
— Передайте профессору Лейтману мое искреннее восхищение и глубокую благодарность. В его трактате о штуцерной стрельбе есть очень интересные наблюдения. Надеюсь, он не будет в претензии за их использование мною.