Ну, вот. А у меня в голове накрепко засели алешкины слова, что, дескать, у лучшей моей упряжки быстроты не хватает, чтобы при отсутствии хорошего встречного ветра поднять в воздух взлетающую «птичку»… И смутно рисовалось в уме нечто вроде механической лебедки с громадной часовою пружиной, способной выдать изрядное усилие на короткое время: пять или десять секунд. Будь поблизости отвесные скальные обрывы, употребил бы опускающийся на канате груз; но такие скалы имелись лишь в местах, весьма удаленных от моего имения и пока еще недостаточно безопасных. Перечитал антипово слезное послание, представил его машину в деле… И сказал мысленно: «Ага!» После сего просмотрел иные рапорты, убедился, что нехватка воды в прудах заводу нынешним летом не грозит — и отписал механику, что ему, конечно, следовало провести нужные опыты и расчеты для определения подобающих размеров котла; надеюсь, что в следующий раз он не преминет оные сделать; но прямо сейчас надобно его детище разобрать, погрузить в Анненхафене на посланное от меня судно и доставить в Поссидиму. Как есть, без переделок. И самому вместе с ним прибыть — коли найдет, на кого оставить департамент.
В скором времени огненная машина обрела пристанище на горе, почти что на самом перегибе склона. Для нее сделали яму, перекрытую прочными досками вровень с грунтом. Наружу выступал только маленький сегмент здоровенного дубового шкива, с бегущим по нему несмоленым полудюймовым линем. Поблизости выстроили обширный дощатый балаган, чтобы работы с артифициальными птицами вести под крышей. Чуть выше, где наилучший обзор, поставили сторожку с наблюдательною каланчой и учредили круглосуточную охрану. Внучок мой чуть не лопнул от нетерпения, дожидаясь возобновления полетов. Наконец, дождался.
Развели огонь, подняли упругость пара до открытия клапана. Я остановил Алексея, хотевшего сразу цеплять «птичку»:
— Прежде на телеге испробуем. Вон на той. Нагрузите-ка ее камнями, для веса.
Нагрузили, даже с избытком. Летучая машина, вкупе с летуном, раза в полтора легче бывает. Линь вытравили на сотню шагов, зацепили самосбрасывающейся петлей.
— Антип, давай!
Под землею устрашающе рявкнуло, зафырчало, зашипело — как мог бы шипеть и фыркать огнедышащий дракон, ростом с дом. В расщелине, куда вывели по канаве толстую жестяную трубу для отвода пара, мгновенно вздулось пышное белое облако. Линь, натянувшийся до звона, едва не лопнул; простая мужицкая повозка устремилась к пропасти со скоростью, немыслимой для нее в обычной жизни, подпрыгнула на помосте — и улетела, кувыркаясь, вниз.
— Ни… себе!
Матерный возглас вырвался едва ли не из всех уст одновременно. Ребята с видимым сочувствием покосились на чуть не занявшего место несчастной телеги Алешку. Тот напустил на себя показное бесстрашие и лихость:
— Хороший разгон! Можно лететь.
Я покачал головою:
— Слишком хорошо — тоже плохо. Секунды считал кто-нибудь? Нет? Какого беса мы вас учим, остолопов?! От пуска машины до полета телеги с обрыва примерно пять биений сердца, около четырех секунд… Средняя быстрота двадцать пять шагов, или чуть больше восьми сажен в секунду… Считая разгон равномерным, шестнадцать сажен в секунду конечная скорость, ежесекундная прибавка — четыре… Значит, усилие на лине почти равно весу телеги, и превышает вес артифициальной птицы, вместе с седоком! Наши птички на такое не рассчитаны. Могут рассыпаться еще до взлета.
Предохранительный клапан облегчили примерно вдвое. Спустивши лишний пар, пожертвовали еще одной телегой. Теперь уже ребятишки считали, я только их проверял. Вышло, что процентов двадцать силы можно прибавить, к вящей радости Алексея. Отношение к скорости и высоте у него — как у скряги к золоту.
Команда разошлась по заранее определенным постам: кто к машине, помогать с ее пуском, кто вниз — быть готовыми помочь летуну при несчастливом возвращении на землю. Сам занял место в стороне, у края обрыва, чтобы всех видеть и никому не мешать. Долго, бесконечно долго парнишка готовился, сосредоточивался и ждал подходящего момента… Сигнал!