Геут. Силы мои увядают в бездействии, и это в такое-то критическое время, когда отчизна
нуждается во мне.
Мальвина. Но разве не достойное занятие – осушать слёзы несчастной женщины?
Геут. Да, но мой ищущий дух, моя деловая сметка, моё знание людей, мой внутренний
мир, наконец, – всё пропадает втуне. Неужели все эти таланты даны мне только для того, что бы взлетать с этой проклятой доски?
Мальвина. И всё же мой удел горше вашего. Как радовалась я, став матерью, как я мечтала
всю себя посвятить моим ангелочкам и в заботах материнства забыть об их диком отце! Но
его натура сказывается во всех троих: та же кровожадность, та же дикость, и, глядя на его
потомство, я подчас содрогаюсь от ужаса.
Геут. Знаете, что здесь недавно было? Я спал в саду, вдруг чувствую – будто меня кто
ущипнул. Просыпаюсь – и что же: все трое ваших деток повисли у меня на шее и
изготовились, как вампиры, пить мою кровь.
Мальвина. Беспрецедентный инцидент!
Геут. А на прошлой неделе поймали зайчонка и съели живьём.
Мальвина. О кровожадное племя!
Геут. Постойте, там как будто кто-то застонал. А теперь вроде в дверь скребётся…
Мальвина. Кто бы это мог быть?
Голос Томаса ( с улицы). Будьте милосердный, пустите переночевать бедных заблудших
сироток, на улице дождь и холод, мы продрогли и промокли.
Мальвина. Дети? Ах, бедные малютки! Они и не знают, куда угодили.
Геут. Такое мудрено вообразить.
Мальвина. Впустить?
Геут. Им же будет хуже – он найдёт их и съест.
Мальвина. А если спрятать их до утра, а потом незаметно выпустить?
Геут. Поступайте по вашему благоусмотрению.
Мальвина. Счастье ещё, что малютки наверху уже спят, иначе бы я ни за что не
поручилась. ( Уходит).
Геут
О горький рок! Пыл сердца молодого
Растратить на верчение жаркого!
Порывы юных сил отдать подскокам,
Лишившись цели в истинно высоком!
Мальвина вводит детей.
Мальвина. Сюда, детки, садитесь поближе к огню, обогрейтесь, обсушитесь. Сейчас я вам
дам поесть, вы, верно, проголодались не на шутку.
Петер. Никогда в жизни так есть не хотелось.
Томас. Благодарю вас, добрая госпожа, за сострадание и милосердие.
Мальвина. Вот, мои малютки, подкрепитесь. Суп горячий. Только ешьте побыстрей, мне
ещё надо успеть хорошенько вас спрятать, пока муж не вернулся.
Томас. Добрая госпожа, ведь вы не выбросите нас обратно на улицу в такую непогоду?
Сразу видно – у вас доброе сердце и щедрая душа, вы нас не прогоните.
Мальвина. Подумать только, самый маленький – а как складно и разумно говорит.
Петер. Он самый старший, ему уже пятнадцать стукнуло.
Вальтер. И правда, любезная госпожа, зачем вы хотите сразу нас выгнать? Здесь
просторно, места на всех хватит.
Мальвина. Ах, милый несмышлёныш, как тебе объяснить…
Петер. И мне то же дайте кусок хлеба.
Мальвина. Вот, бери. И мясо то же.
Томас. Большое вам спасибо, милостивая госпожа. Но скажите, почему бы вам всё-таки
нас здесь не оставить?
Мальвина. Дорогой советник, объясните им вы, мне слишком тяжело.
Геут
Поймите вы, малютки неразумные,
Людских жестоких нравов вы не знаете,
Ещё ни чувством, ни умом не ведали
Вы тех порывов зверства самовластного,
Что правит там, где б надо милосердию
И благородству скипетр предержать.
Не в том беда, что места нет гуманности
Там, где ей по природе быть положено,
Что воспитанье рода человечьего,
Стремленье человека к совершенству
Ещё не повсеместно наблюдается.
Беда в другом: ещё ест индивидуумы, –
Но, слава Богу, только индивидуумы, –
Куда б иначе двинулась история,
Когда бы предались порокам тысячи?
Итак, – теперь я наконец суммирую, –
Как я уже сказал, есть индивидуумы,
Которые сознательно гуманности
Предпочитают дикий вандализм.
Мальвина. Так они вас не поймут.
Геут. Непонятно? Вам трудно следовать за моими рассуждениями?
Петер. Никуда мы не хотим следовать, мы останемся здесь, подле бараньего жаркого, это
самая удивительная вещь на свете.
Геут
Так пусть же с уст слетят слова яснее солнца,
И поневоле пониманьем осенят ваш разум.
Летела Астрея, как нам повествуют поэты,
И с ясных небес на пустынную землю взирала,
И землю зело поносила в слезах и хулила.
Мы же, кто гнётом грехов обречён на безбожье,
Солью слёз покаянных грехи свои искупая,
Рвеньем усердным и помыслом благочестивым,
Первым же делом – помощью тем, кто слабей нас,
Дар обретаем с надеждой на небо взирать.
И есть и другие, которые милостью этой,
Что нам ниспослана Теей, матерью старшей,
Обделены, – и слабейшего рады унизить
Силой, глумленьем и даже посредством еды.
Как мне назвать изо всех непотребств непотребство,
Что с помощью острого зуба и челюсти быстрой
Уподобляет себя скверномерзкому игу
Диких циклопов, потомков лихих лестригонов?
Мальвина. Теперь даже я не вполне вас поняла.
Геут. Дорогая моя, неужели и детям недоступна строгая простота древних? Не правда ли, вы ведь сразу всё поняли?
Петер. Ни полслова.
Томас. Мы всего лишь бедные, тёмные, неграмотные крестьянские дети.
Геут. Да вы совсем бестолковые, ка я погляжу. Придётся разъяснить вас всё с предельной, даже преувеличенной наглядностью. Вот у этой доброй, милой, сострадательной дамы, которая проявила к вам столько великодушия, есть муж, – его сейчас, слава Богу, нет дома,
– который совсем не похож на свою супругу. Так вот, понимаете, этот муж скоро вернётся, и поскольку он отличается одним весьма странным свойством, я бы сказал, причудой, а
именно – питает слабость к человечине, а к нежному детскому мясу тем более, то он, если
обнаружит вас здесь, вне всякого сомнения, захочет вас ассимилировать, или, иначе
говоря, – скушать, а что бы вам совсем было понятно – он сожрёт вас с потрохами!
Петер. Ой! Вот ужас-то! У меня кусок в горле застрял. Да это самая жуткая смерть на
свете! Нашли приют, нечего сказать!
Маттиас. Лучше уж мёрзнуть и мокнуть.
Томас. Пойдёмте, братцы, подобру-поздорову. Добрая госпожа, благодарим вас, но нам
пора.
Петер. Вот-вот, именно. Ещё чего не хватало – что бы нас здесь схарчили! Мы бедные
крестьянские дети – снами так нельзя! Мало того, что родители послали нас, сирот
несчастных, на голодную смерть, так ещё надо было забрести в это логово.
Зигмунд. Адьё, адьё!
Три громких удара в дверь.
Мальвина. Боже мой! Это он!
Геут. Мой ужас беспределен.
Мальвина. Как нам быть?
Томас. Ради всего святого, спрячьте нас!
Мальвина. Сюда, скорей, вот в этот угол!
Снова стук в дверь.
Сейчас, сокровище моё! ( Детям). Прижмитесь потесней друг к другу, а я накрою вас вот
этой большой бочкой. Да помогите же, советник! Вот так. И сидите тихо! Иду, иду! (
Уходит).
Геут
Учует изверг лакомое блюдо…
Одна надежда – что б схватил он насморк.
Входят Мальвина с Стаффгестом.
Стаффгест. Долго вы меня будете под дождём держать? Билли, брысь от огня, я промок.
Баран готов?
Геут. Да, мой господин.
Стаффгест. У дружка своего был, у Лутпранда, посидели часок, выпили – он как раз бочку
доброго эля отхватил. Хорошо он устроился, у самой большой дороги. Да, двенадцать
человек нас таких, самых головастых – не растерялись, вовремя из армии смылись. Пусть