Однако и другие направления старообрядчества постоянно входили в круг интересов архиерея и рассматривались им как, своего рода, катализатор процесса преобразования православия; «где «православные» живут среди старообрядцев, там и у них более уважения к Церкви, там даже в храме дети стоят скромнее, там более церковного порядка» (386, 90). Епископ неустанно превозносит активность старообрядческой приходской жизни, где паства, объединенная вокруг храма во главе со своими наставниками и священниками, автономна по отношению к государственной власти в своих внутренних проблемах. Служба в церквах ведется стройно и чинно, при участии всех прихожан; литургия целиком отвечает своим целям и не засорена театральностью и концертным пением. Глубокое понимание богослужения и активное участие в нем каждого старообрядца, энергичная приходская жизнь и пример пастырей - вот те каччества, которые, по мнению епископа, помогли старообрядчеству сохранить дух истинного благочестия среди своих приверженцев».**
Однако именно здесь следует остановиться на основных противоречиях в мировоззренческой позиции преосвящен-
* Курьезом звучит утверждение историка А.И.Клибанова о том, что теория доминанты, разработанная А.А.Ухтомским, является исчерпывающим доказательством несовместимости веры и нлукн, ибо, пишет, Клибанов, «религиозная установка подавляет верующем ею общественную сущность» (260, 137).
** Еп. Андрей сам любил и часто совершал литургию по древнему чину. См. напр. (447, 52-54).
24
ного Андрея и недооценки им важнейших разногласий старообрядчества и православия. Попытаемся выяснить отношение епископа Андрея к Божественной Литургии: евхаристия является центром христианской жизни. Владыка редко писал специальные статьи по вопросам догматики, вот почему небольшая его статья, помешенная в февральском номере «Христианской жизни» за 1917 год, может стать ключом к пониманию его теоретических построений во всех сферах деятельности.
Мы уже высказали убеждение в том, что владыка был духовно цельной личностью. Им уже был пройден путь овладения верой и ныне все свои силы преосвященный направил на разработку философии действия, приспособленную для восприятия верующего народа. Но тут его поразила неспособность найти слова, исчерпывающие и адекватно выражающие то, что он уже «знает». Когда епископ выявляет свое личное переживание веры, он остается на позшщях святоотеческой догматики и уповает лишь на «безграничную спасающую любовь Сына Божия» (64, 24). Но стоит лишь ему попытаться превратить свою веру в учение, как в деле спасения христианина он делает основной упор на верность принципам нравственности: «Только не греши, не оскверняй только себя грехом, и тебя Господь не отринет от святой Церкви своей» (64, 23). Таким образом, с одной стороны — Господь осеняет все жизненное творчество человека. С другой — переходя на язык проповеди, обращаясь к пастве — архиерей ставит в основу принципы жизненно-моральной концепции, исполнение которых является, по его мнению, залогом и условием спасения. В статье видна мысль о том, что именно человек, очищаясь от скверны, приближается к благодати. Дело спасения в его руках. В этих строках епископ совершенно игнорирует воспитательную роль литургии*, сочетание
* И лишь в заключительной части статьи, резюмируя молитву Амвросия Медиоланского и выявляя свою веру владыка говорит о том, что «целью святой Евхаристии... является не только исправление внешней жизни христианина, но полное перерождение его природы» (64, 34-35).
25
духовного и осознанного участия верующего в литургии. И самое важное — владыка молчит об этом в основной части работы — что в конечном счете спасает высшая сила своим присутствием в священнодействии.
Следует обратить внимание на почти полное отрицание еп. Андреем богословских знаний. «Дело спасения не в словах и не в формулах», — это действительно так, однако христианство — религия насквозь историческая и опирающаяся на авторитет — не может игнорировать определенный комплекс канонов, лежащих в его основе. Статья, вызванная полемикой со старообрядцами и современным официальным богословием, в дискуссионном запале отметает духовную и воспитательную силу обряда. Епископ Андрей увлекся и не сумел установить той грани, которая отделяет «обрядоверие», переходящее в волхование, от опоры на предание и традицию.
Владыка вспоминает разговор со своим духовным наставником в начале своего пастырского служения, когда молодой иерей высказал свою веру. Архиепископ Владимир ответил ему: «Вы так говорите по милости Божией и по благодати св. Духа, только вы еще не успели отчетливо выразить их себе в словах» (64, 24). В дальнейшем еп. Лука сформулировал для себя ощущение литургии и так заканчивает статью: «Да дарует же Господь всем православным христианам силы благодатные через св. Тайны Тела и Кропи Христовых быть новою тварию во Христе, иметь сердце чистое и дух правый и не желать и не знать на земле никакой другой радости, никакой другой красоты и счастия, кроме сознания, что Господь спаситель не оставит грешного мира, а всегда жизненно пребывает во св. Тайнах со всеми, Его возлюбившими и по заповеди Его св. Тело и Кровь» (64, 35). Однако выражая «словами» свою веру для других, епископ сместил акценты в сторону работы самого человека в деле достижения идеала. Нисколько не желая умалить значения нравственной работы человека в деле самоусовершенствования, мы, тем не менее, вспоминаем библейское повествование о рукописной башне Вавилона и лестнице Иакова в будущем Вифлееме.