Еп. Андрей, приветствуя февральскую революцию как акт ликвидации всеохватывающего давления самодержавия на церковную жизнь, в первую очередь призывает к ее обновлению и возрождению, тем самым ставя в вину самой Церкви факт ее разложения. Вновь выдвигается главный лозунг деятельности владыки — активизация церковной и общественной работы на фундаменте православного прихода, что должно явиться основой строительства новой России. Обновление Церкви и привнесение ею нравственных и духовных начал в революционный процесс — вот альтернатива еп. Андрея лозунгам ненависти и разрушения. Епископ не верит в способность людей, ставших во главе революционной власти, придать истинное направление строительству новой жизни, так как и их психология взращена в порочных традициях общества, лишенного моральных начал и новые вожди формулировали свои идеи, игнорируя нравственные принципы веры. А посему владыка
38
призывает их воздерживаться от скоропалительных решений и действий: «Главное, — обращается он к своей пастве, — только дайте себе твердое обещание не делать никому зла, даже словом никого не оскорбить» {66, 135).
4 марта 1917 года епископ отправляется в Петроград лично присутствовать при рождении нового строя, затем едет в прифронтовую полосу в Двинск и Ригу, служит и проповедует в войсках. Общее настроение народной массы производит удручающее впечатление: епископа страшит всеобщее обезверивание и озлобление. Он предвидит царство анархии, к которому ведет развивающееся углубление революции, возглавляемое безответственными элементами, благородные и многообещающие лозунги которых, предупреждает владыка, способны повести за собой политически неграмотную массу. Революция, взломавшая хрупкие препоны внешней мощи власти, вскрыла язвы российской жизни, ее духовную опустошенность и отсутствие нравственных начал. И на фоне подобной оценки событий вновь звучит голос епископа о необходимости проведения революции в общественной жизни начиная с человеческой личности: ее нравственное воспитание в рамках воссозданного прихода, а для инородцев — на началах монотеистических религий.
Однако, наряду с этим, епископ не отрицает необходимости создания благоприятной общеполитической обстановки в стране, которая будет способствовать обеспечению свободной деятельности на ниве духовного строительства. Церковь, убежден епископ, должна быть безусловно освобождена от опеки государственного аппарата и, в то же время, недопустимо отделение Церкви от государства в смысле ограничения нравственного воздействия православия на все проявления общественной жизни. Вот почему еп. Андрей поначалу активно включается в работу верховных органов церковной власти. 14 апреля его назначают членом нового Синода, он участвует в работе Предсоборного Совета, но уже в делах Поместного Собора Православной Русской Церкви 1917/1918 гг. мы не замечаем свойственной владыке
39
активности — сказывается разочарование в высшей иерархии, не способной, по его мнению, к самостоятельной творческой деятельности и в новых созданных революцией условиях.
Та же трансформация произошла и в отношении епископа к интеллигенции, возглавлявшей определенные круги русского пореволюционного общества: партийные вожди, теории которых формировались в атмосфере «богоборческого самодержавного деспотизма», не смогли привнести вечные нравственные начала в свои закостенелые политические схемы.
В ходе развития революционного процесса в стране епископ все более стремится к работе, направленной на организацию общественной жизни «снизу» и потому горячо отзывается на деятельность вновь организованного крестьянского союза «Освобождение земли», возглавляемого генералом Брусиловым, рабочей христианско-социальной партии, самаринского Союза православных приходов. Епископ мало касается теоретических построений той или иной политической партии, для него представляет ценность действие, совершенное с целью материального воплощения. Поэтому он наказывает своей пастве и сам не выступает с митинговыми речами, а единственно осуждает акты насилия и нетерпимости, взывает к любви и миру, конструктивной работе и сам становится товарищем председателя крестьянского союза.
В основе практической деятельности епископа в обозреваемый период лежит труд по объединению всего русского населения (православного и всех старообрядческих согласий) и организация церковно-общественной жизни в Уфимской епархии, где он больше склоняется к идее ее автономии в столь бурный период революционных потрясений. Тем не менее, владыка не перестает чувствовать себя архиереем православной Церкви России: руководит единоверческим съездом в Нижнем Новгороде и является главным ходатаем за право единоверцев иметь своего епископа. Позже, с благословения патриарха Тихона и митр. Антония (Храповицкого), он намеревается возглавить