Иоанн ХХIII направил послом к польскому королю архиепископа Пьяченцы, которому удалось примирить короля и крестоносцев. [32]
Шло время, события развивались благоприятно для Коссы. За небольшим исключением, все западноевропейские страны признали его единственным законным папой.
Теперь наконец Косса мог осуществить свою мечту — торжественно войти в свою настоящую столицу, в Вечный город. Восторженные толпы римлян приветствовали папу Иоанна ХХIII [104].
Обосновавшись в Риме, Косса в первую очередь постарался пополнить свою казну, выдвинув для этого ещё нескольких кардиналов, а затем обратился с письмом к папе Григорию XII.
«Все признали меня папой. Отрекись, перестань служить причиной раскола церкви. Соверши благое дело, признай и ты меня. Если ты согласишься, то, кроме поста первого кардинала, получишь ещё пятьдесят тысяч флоринов» [79].
Но Григория XII не соблазнили пятьдесят тысяч флоринов, он хотел быть папой, и его ответом была новая анафема Иоанну ХХIII. Иоанн тоже ответил проклятием и занялся подготовкой к собору, который должен был решить вопросы, поднятые ещё на предыдущем соборе в Пизе.
В 1413 году в Риме торжественно открылся собор, на котором присутствовали представители всех западноевропейских государств: Франции, Германии, Кипрского и Неаполитанского королевств, Флоренции, Сиены и других. Выступавшие на соборе ораторы особое внимание уделяли осуждению еретического учения Виклифа, проникшего в континентальную Европу. Виклиф, крупнейший профессор теологии Оксфордского университета, почти за 150 лет до Лютера требовал реформации и оздоровления церкви. Виклиф энергично отстаивал право английской или любой другой национальной церкви бороться с посягательствами святого престола на их самостоятельность.
Он считал, что собственность церкви является в то же время и государственным достоянием, и, если церковь допускает злоупотребления, государство может и должно конфисковать собственность у церкви. Он выдвинул идею о необходимости перевода библии с латинского на все другие языки, чтобы сделать её доступной и понятной [33].
Уже два месяца в Риме шёл собор, созванный Иоанном XXIII. Когда работа его подходила к концу, у Коссы созрел план борьбы с английскими еретиками. Он подговорил послушного ему кардинала Джамбареллу выступить перед собором с официальным обвинением их.
«Проклятым нечестивцам, — внушительным голосом читал кардинал, — удалось перетащить заразу в континентальную Европу. Ими написано множество книг, которые распространяют эту эпидемию. Против этого есть только одно действенное лекарство: сжигать — и книги, и тех, кто повинен в их распространении» [79].
Благочестивые и уважаемые святые отцы, члены собора и гости, собравшиеся в Ватикане у престола святого Петра, с умилением выслушали вдохновенную речь кардинала и выразили согласие наказать «нарушителей спокойствия», воюющих против церкви, совершить «богоугодное дело» — сжечь все книги. Как только прозвучало последнее проклятие кардинала еретикам, поднялся папа Иоанн XXIII, вышел из собора, спустился по лестнице на площадь, где уже пылал костёр, зажженный служками, взял из рук священников несколько еретических книг и бросил их в огонь [74].
Когда «благочестивое дело» было совершено, святые отцы, решив, что момент сейчас самый благоприятный, подошли к святейшему и почтительно, но твёрдо попросили его быть более воздержанным и не совершать впредь поступков, несовместимых с саном служителя церкви.
Кардиналы и архиепископы смиренно просили Иоанна ХХIII изменить своё поведение, несообразное с его положением, прекратить злоупотребления в делах церкви, которые становятся все более явными [79].
Такие обращения к папе бывали и раньше: от представителей французского духовенства, особенно от Парижского университета и Верховного церковного суда Парижа, но все они не давали никаких результатов. О чём говорилось в этих обращениях? Какие требования и обвинения предъявлялись папе? Только ли его морали они касались? Конечно, всем хотелось, чтобы папа вёл себя более достойно. Конечно, вызывала недовольство торговля индульгенциями, но… ими торговали и предшествующие папы. Значит, причина была в чём-то другом? Недовольство было вызвано тем, что вновь избранный глава христианства занимался… ростовщичеством! Занимался открыто, не таясь, следуя установленным им самим хитроумным правилам. Ростовщичество было основным источником его обогащения. Он не только восстановил утраченное, но и получил огромные прибыли. Следуя определённой системе, усердно изучив дело, нещадно обдирая клиентов, этот опытный ростовщик сумел в конце концов открыть банк, отделения которого имелись в больших и малых городах Папской области. Богатые и бедные, все, кто почему-либо нуждался в деньгах, обращались в банк и его отделения, а папа, не стесняясь, драл с них три шкуры за ссуду. Причём люди, нуждавшиеся в деньгах, могли обратиться только в папский банк, потому что Иоанн ХХIII беспощадно преследовал всех других ростовщиков. Монополия ростовщичества в папском государстве принадлежала ему.
«Благодаря искусному ведению этого доходного дела Иоанн ХХIII скопил баснословное богатство», — пишет Дитрих фон Ним.
Обвинение в ростовщичестве было одним из самых главных, предъявленных нашему герою (если не считать широкой продажи индульгенций во многих пунктах христианского мира).
Особое же недовольство и ропот среди народа вызывали более тяжёлые провинности папы Иоанна ХХIII: его неодолимая порочная слабость к женщинам, его развращённость, кровосмесительные связи, эротические похождения.
Как в прежние времена, когда он был пиратом, а потом студентом в Болонье, так и теперь, когда он стал папой, «духовным пастырем христианства», его неудержимо влекло к красивым женщинам. Он нисколько не переменился. Сидя на папском престоле, он переписывался с правителями, рекомендуя всем вести «праведную жизнь», «не сворачивать с прямой дороги добра», «с пути, указанного господом», а сам делал всё наоборот.
Римляне видели, что этот «духовный пастырь», «блюститель нравов», призывавший в своих буллах и посланиях к моральной строгости и воздержанию, сам оставался всё тем же волком, охотившимся за нежными овечками.
Только теперь, когда он стал папой, ему легче было «укрощать» тех из них, которые оказывали ему сопротивление.
Активность его на этом поприще с годами только возросла. Теперь, когда он был не простым священником и даже не средним иерархом церкви, а «отцом христианства», его некому было контролировать. Теперь никто не мог ему препятствовать в его распутстве. Его связи с распутными женщинами или с девушками, которых он сам развращал, словно сладострастная обезьяна, а затем бросал на произвол судьбы, были бесконечны. Как раз в это время началась его связь с Динорой Черетами из Перуджи. Читатели помнят, может быть, что, ещё будучи молодым пиратом, наш герой имел связь в Неаполе с молодой девушкой, которую звали Констанцей. Через несколько лет, в бытность свою кардиналом при папе Бонифации IX, Косса вступил в связь с дочерью Констанцы, утверждавшей, что девушка эта — его дочь. И вот теперь он стал любовником уже своей внучки, Диноры, которая носила фамилию Черетами, так как Косса сумел выдать замуж свою тогда юную любовницу, её мать, за Черетами, состоятельного буржуа, учёного лекаря и владельца аптеки в Перудже. [34]
Диноре было четырнадцать лет. Мать её, Джильда, неоднократно говорила нашему герою, что её дочь — и его дочь (как её мать, Констанца, утверждала когда-то, что Джильда родилась от него). Но Иоанн ХХIII делал вид, что не верит этому, хохотал, принимая это за шутку, и сумел увлечь девочку. Но и мать и бабушка девочки говорили об этом Иоанну только ради приличия. Притворно сердился и глава семьи Черетами, но Косса, оказавший немало услуг отцу семейства, не обращал на это внимания. Что касается девочки, ей очень льстило внимание такого высокопоставленного лица.
32
Да Виореджо пишет: «Тевтонские рыцари-крестоносцы, несмотря на численное превосходство, несли большие потери от войск Владислава Ягелло. И Иоанн ХХIII, выступив посредником между воюющими сторонами, заботился главным образом о крестоносцах». «Владислав, — пишет Фостер, — соглашался на перемирие лишь при условии, что рыцари вернут все награбленное и заплатят ещё шестьсот тысяч флоринов королю. Условия эти были приняты.»
33
До 1381 года и король Англии и крупные феодалы поддерживали Виклифа, потому что завидовали богатству церкви и стремились завладеть её землями. Но происшедшее в 1381 году крестьянское восстание заставило сплотиться всех, кто имел власть, и Виклиф оказался в изоляции. Учение его было осуждено и объявлено еретическим. Пришедший на трон Генрих IV из династии Ланкастеров нуждался в поддержке церкви (фактически он стал послушным инструментом в её руках) и начал гонения против лоллардов — сторонников учения Виклифа. И в 1401 году палата общин приняла статут против еретиков,
«Жалкие проповедники, достойные осуждения, — говорилось в статуте, — толкают народ на мятеж, а служители церкви не Знают, как бороться с ними, как выловить их и наказать. Глашатаи »новых идей» свободно разъезжают по странам, появляются то в одном, то в другом епископате, пренебрегая запретом церкви. Отныне епископам дается право арестовывать и заключать в тюрьмы еретиков лоллардов. Если же они будут и там продолжать отстаивать свои идеи, не захотят отречься от еретического учения, они будут переданы в руки светских властей, которые обязаны будут привести в исполнение установленное церковью наказание. Еретики будут сожжены на костре, а к месту казни должен быть согнан народ, чтобы участь этих »проповедников» послужила примером тем, кто собирался следовать их учению».
Беспощадно преследовал лоллардов и следующий король, Генрих V, обвиняя их в том, что они организовывают заговоры против Англии. Начались повальные аресты, пытки и убийства [66].
34
Многие летописцы утверждают, что Черетами доставлял Коссе яды, которыми были отравлены многие неугодные ему лица.