С.Р. Воронцов особенно подчеркивал, что состояние войска зависит от нравственных качеств и уровня образования офицеров. При этом считал: «Войско, где все офицеры – дворяне, конечно, выше того войска, где офицеры – выскочки». Он полагал, что дети «мелких торгашей» поступают в армию для получения высокого чина, что, в свою очередь, обеспечит им материальное благополучие. В то же время в дворянских семьях, где дети с семи – восьми лет слышат о славе отцов, с раннего возраста воспитывалось чувство чести, «без которого войско есть не более как людское стадо, обременяющее страну, позорящее ее и неспособное ее защитить» [3].
С.Р. Воронцов не стеснялся откровенно говорить о том, что офицер-дворянин, владеющий поместьем, которое приносит ему основной доход, должен при желании иметь возможность с ноября по февраль находиться в своей усадьбе и заниматься хозяйством. Для этого он предлагал упростить систему предоставления офицерам отпуска, так как служба не должна их разорять и быть им в тягость.
Считая, что достойное выполнение служебных обязанностей – главное доказательство любви к Отечеству, граф относился к службе с особой любовью и привязанностью. Он сумел досконально изучить военное дело как практически, так и теоретически, исследовал тактическую и военно-административную стороны военного искусства. Результатом этой работы над собой стала «Записка графа С.Р. Воронцова о русском войске», которая оставалась актуальной спустя десятилетия после ее написания, практически – на протяжении всего XIX века. В ней С.Р. Воронцов предложил проект создания школы Генерального штаба. Она могла обучать восемьдесят или сто юношей; должна быть независимой от кадетского корпуса; должна находиться в деревне, что позволит проверять теоретические знания на практике; призвана давать ученикам хорошие знания по математике и съемке планов; должна иметь лучшие инструменты, обширную библиотеку; обязана подготовить учащихся к сдаче публичных экзаменов в конце обучения, прием которых осуществлять очень строго.
В результате в Генеральный штаб должны прийти лучшие из лучших выпускников школы. Им начисляется высокое жалованье, они повышаются в воинском звании, а те, кто не выдержал экзамена, отправляются в полки. «Армия, не имеющая отличного Генерального штаба, похожа на тело без души», – считал С.Р. Воронцов. Он полагал также целесообразным открытие в России специальных артиллерийских школ с преподаванием в них математики, физики, химии и обязательной проверкой знаний по теории на практических занятиях. Его волновали также проблемы подготовки молодежи и для дипломатической деятельности. Он считал, что необходимо постепенно готовить русскую молодежь для замещения в дальнейшем должностей консулов, поверенных в делах, посланников, так как засилье иностранцев в дипломатическом ведомстве отрицательно сказывается на его деятельности. Для решения этой проблемы граф предлагал открыть в Петербурге школу для двадцати пяти или тридцати обедневших дворян с целью обучения их иностранным языкам. Затем из них отбирать студентов в Коллегию иностранных дел, где бы они повышались в чинах по мере их способностей.
Неизвестный художник. Портрет П.В. Завадовского
Ивашкевич. Портрет Н.В. Репнина
Вершиной военной карьеры С.Р. Воронцова, как считал и он сам, остался Кагул. «С этого времени прекратились мои успехи на военном поприще и начался для меня ряд неудач по службе, ибо после этой кампании, несмотря на свое усердие, на одобрение и похвальные отзывы фельдмаршала, меня постоянно обходили наградами» [4]. Позже он писал в автобиографии, что покинул бы службу, но особое отношение к нему фельдмаршала П.А. Румянцева и понимание того, что оставить армию во время боевых действий бесчестно, заставляет его остаться. В 1774 году между Турцией и Россией в селении Кайнарджи был заключен мир: С.Р. Воронцову было поручено вместе с П.В. Завадовским изложить все статьи на итальянском языке. Затем он вместе с князем Н.В. Репниным отвозил в столицу мирный договор с ратификацией визиря. После того Н.В. Репнин произведен был в генерал-аншефы, а Воронцов – в бригадиры, несмотря на то что князь Николай Васильевич не скрывал, что Воронцов участвовал в составлении статей трактата и лишь из-за своей деликатности не повез в Санкт-Петербург первое известие о мире. Положение С.Р. Воронцова осложнял и усугублял тот факт, что он отказался служить в Преображенском полку премьер-майором, где князь Г.А. Потемкин был подполковником. Нелюбовь к гвардейским полкам из-за событий 1762 года сохранится у него фактически на всю жизнь. Потемкин же воспринял этот отказ как проявление высокомерия и надменности со стороны Семена Романовича и надолго сохранил это в своей памяти.
С.Р. Воронцов блестяще провел через польские воеводства 1-й и 3-й гренадерские, Санкт-Петербургский пехотный и Сумской гусарский полки. В его войсках царила такая строгая дисциплина, что «не было взято ни одного яйца, за которое не заплатили бы. И воеводства, не привыкшие к подобным порядкам, письменно благодарили перед маршалом и выслали множество депутаций с самыми лестными изъявлениями» [5]. (Спустя примерно сорок лет уже французские граждане будут благодарить его сына – графа М.С. Воронцова, командующего оккупационным корпусом, за достойное и справедливое к ним отношение. Детям не требовалось искать для себя примеров далеко от собственного дома, жизнь и дела отцов требовали быть достойными их памяти.)
В семье Воронцовых не умели пресмыкаться, в их роду не было в чести унижение. И скорее всего, этим объяснялось, что в Манифесте по случаю подписания мира с Турцией имя графа С.Р. Воронцова не упоминалось в списках особо отличившихся, несмотря на то что его полк был отмечен и удостоен именоваться лейб-гвардейским. Позже он писал: «Потомство, читая этот указ, подумает, что командир этого полка либо умер накануне, либо был подлым трусом, которой бегал каждый раз, когда сражался его храбрый полк: почему, достойно наказанный и отставленный от службы, он не назван в числе лиц, награжденных за эту войну» [б].
Лучший способ избавиться от дурного настроения – отправиться в путешествие, и С.Р. Воронцов едет в Италию. Две зимы он живет в Пизе – «городе (по его словам) очень скучном, но который славится климатом, полезным для больных грудью» [7]. Как отмечает в своем исследовании М.Э. Шлыкова, «тщательно фиксируемые расходы «по бытности в Италии» позволяют установить круг интересов Воронцова и тот объем произведений искусства, который попал в поле зрения» [8]. Список расходов, связанных с посещением памятников зодчества и художественных галерей, весьма разнообразен. Это библиотека Ватикана, галерея Фарнезе, виллы Мадама, Медичи, Бельведер, Боргезе, Альбани и многое другое. В конце 1778 года Семен Романович делал большие закупки произведений изобразительного искусства [36].
Риш. Вид на собор Святого Петра. Гравюра
Все, кто приезжал в Рим, чтобы познать его исторические ценности и бессмертные творения живописи, обращались к большому их знатоку и ценителю Иогану Фридриху Рейфенштейну, который, путешествуя по Италии, был так потрясен Вечным городом, что решил остаться в нем навсегда. В 1771 году Рейфенштейн стал почетным академиком Санкт-Петербургской академии художеств и ее комиссионером по закупкам. В половине расписок, выданных С.Р. Воронцову при расчете за покупку произведений искусства, встречаются его имя и подпись [9]. Вероятно, он свел графа с крупнейшим мастером немецкого классического пейзажа Якобом Филиппом Хаккертом (1737–1807) [10]. В Государственном музее изобразительных искусств им. A.C. Пушкина находится оригинальное полотно Гвидо Рени «Иосиф и жена Пентефрия» (оно упомянуто в описи 1802 года дома в имении А.Р. Воронцова в Андреевском). Картина, скорее всего, была приобретена С.Р. Воронцовым для старшего брата во время путешествия по Италии. Им покупались и современные копии с античной пластики. В расходных записях содержатся также несколько фамилий мастеров резьбы по драгоценным камням. Итальянские приобретения С.Р. Воронцова позволяют судить о его высоком художественном вкусе.
36
Впоследствии, будучи на дипломатической службе в Лондоне, С.Р. Воронцов отмечал, что в Англии их продают дороже, чем в Италии (АВПРИ ИДД МИД России. Ф. 36. On. 1. Д. 409. Л. 4 об.).