Когда так относишься к искусству, оно мстит за И вот уже «стиль изложения в трактате напоминает цепт патентованного средства», а на картинах яркие, кричащие. В рисунке ремесленническое безукоризненная зализанность». Очерк «Обед у Ито-сан, специальность которого женщины» завершается кушаний и последнего «Мы еле сдерживали отвратительную смесь одновременно сладкого и соленого вкуса». Разумеется, эти строки е проявление бестактности гостя, речь здесь не столько о чае, сколько обо всем образе жизни Ито-сан, о сути его
Л. Канторовича нет двух одинаковых типов, очерков. Рядом с Ито и Кимурой Цудо-ни респектабельным, ни уверенным в том, как его изобразил художник сидяна кончике табурета, задумчивым, ушедшим в человек глубокий, думающий.
очерка «Изумительное наследство госпожи такое же, как и прежних, после портрета идет описание его внешности: «...Темно-бронс большими, немного раскосыми, карими глакосматой гривой седых, слегка вьющихся губа большого выразительного рта скрыусами. Усы такие черные, что кажутся наособенно в сочетании с белыми волосами». проблемен, чем прежние. Писатель не тольальбомом рисунков художника, но и размышляет о сложности взаимоотношений изобразительЗапада и Востока. Ему понятны сомнения чьи рисунки напоминали наброски пером «Ван-Гог во многом исходил от японОн нашел в искусстве Востока ответ на которые возникли перед ним в его работе. Цудо увидел в Ван-Гоге своего, почти соотеОн не мог не попасть под влияние великого это не подражание. Художник сумел перевсе полученное от европейцев и отобрать только действительно ценное для себя...» Ткнижке проблема органического сочетаи национального искусства. Именно Цудо, демонстрирующий такое сочетаКанторович считает единственно ценным у этого в отличие от больших полотен, написанных маслом и акварелью,— беспомощных и подражательных. Сам же Цудо не понимает ценности этих пейзажей, считая их сделанными «для удовольствия», это для него вообще не искусство. В лучшем случае они дадут его жене немного денег, когда он умрет.
Правда, художник сомневается в своем нынешнем пути, он сознает, что переживает на старости лет кризис: «Я не знаю, куда нужно повернуть, с какой стороны подойти к моей задаче... Неправильно, не годится все, что я делал до сих пор». Будучи зрелым художником, прожив несколько лет в Париже, Цудо-сан убедился в невозможности механического перенесения на японскую почву иных национальных традиций. Последняя его работа — рисунок нового здания парламента в Токио. К сожалению, Канторовичу не удалось воспроизвести ни этой картины, ни пейзажей, поэтому рассказ теряет конкретность.