Позвонили в Батуми.
— Прилетайте сюда, — сказал заместитель министра гражданской авиации СССР, — здесь все узнаете.
Под крылом лежала Колхида. Блестела коричневая вода Риони. Мы прошли траверз Зеленого мыса и приземлились в Батуми. В кабинете начальника аэропорта нас познакомили с молодым парнем: «Поговорите с ним, это второй пилот, Сулико Шавидзе». От него мы впервые услышали, что произошло с Надей, как она себя вела и как погибла.
Через пятнадцать минут врач разрешил разговор с командиром экипажа Жорой Чахракия — его только что привезли на родину, сейчас отправляют в тбилисскую больницу. Мы увидели его в санитарной машине. Он ранен в позвоночник. Голос у Жоры был слабым, тихим, говорил он медленно.
— Самолет «АН-24» с 45 пассажирами на борту взял курс на Сухуми. На четвертой минуте полета — это было на траверзе Зеленого Мыса — самолет сделал правый разворот.
Я услышал, скорее почувствовал, что за кабиной Надя… Дверь открылась. «Они вооружены!» — донеслось до меня. Один из бандитов тут же спустил курок. Надя все-таки успела рвануться назад и заслонить нас от пуль… В ту же секунду второй бандит выстрелил в меня, попал в спину. Я потерял на мгновение сознание. Когда пришел в себя и смог нажать кнопку связи — сообщить SOS — связь уже не работала — штурман Валерий Фадеев был без сознания. В него тоже стреляли, и пуля пробила его грудь в тот момент, когда он сжал микрофон для включения связи. Парализованная рука не отпускала микрофона. В тот же момент у меня с головы сорвали наушники… Я увидел бандитов. В руке одного были гранаты. Он сказал: «Эти гранаты не для вас. Это для пассажиров».
Я начал бросать самолет из стороны в сторону.
— Мы эти ваши штуки знаем, — крикнул один. — Перестаньте! Мы пристрелим вас, самолет разобьется. Ведите к границе!
Я делал все возможное, чтобы не погибли пассажиры, я вынужден был направить машину к Трабзону… Уже в зоне Трабзона я сказал старшему из бандитов: «Горючее на исходе. Я должен дать сигнал бедствия». Только так мне удалось выйти в эфир, донести до нашей Родины весть о том, что происходит с нами…
— Все, — посмотрел на часы врач. — Все. Достаточно.
Машина ушла к самолету.
…Формируются экипажи для перегона «АН-24», находящегося еще на территории Турции. Где-то ведутся переговоры о воздушном коридоре, о времени перелета. Над маленькой фотографией Нади с комсомольского билета несколько часов работает в Москве Василий Песков. Позже этот снимок обойдет многие издания.
Новые и новые люди включаются в работу над материалом. Всем очевидно: десятки миллионов людей, прочитав накануне короткое сообщение о драме над Черным морем, ждут подробностей происшедшего.
Последние минуты перед приземлением на родной земле раненого «АНа». Все уходят на летное поле. Последние дополнения к материалу передаются в Москву. Москва отключается, и снова — «Ответьте Москве», звонит министр гражданской авиации.
— Все на поле. Сейчас приземлится «АН»…
— Когда будут хоронить Надю? — спрашивает министр. — Где? В Сухуми или в Удмуртии? Когда прилетает ее мать?
В окно видно, как заходят на приземление два самолета. Первым идет № 46256. Самолет Нади. 20 пробоин. Измятая дверца кабины…
Вчера в аэропорт Батуми доставлены пассажиры этого драматического рейса. Он спаял их в одну семью. Каждый из них навеки благодарен Наде и ее товарищам: командиру корабля Георгию Чахракия, второму пилоту Сулико Шавидзе, штурману Валерию Фадееву, бортмеханику Оганесу Бабаяну.
— Как Надя улыбалась, раздавая нам конфеты. Как желала счастливого полета, — говорит ленинградец Владимир Гаврилович Меренков.
— Мы, все пассажиры этого рейса, безмерно благодарны командиру корабля и его товарищам. Истекающий кровью, пилот сделал все для того, чтобы спасти нас. Наде — наша вечная любовь, — дополняет супруга Владимира Гавриловича Ирина Ивановна.
— Бандиты не скрывали своих намерений. В пассажирском салоне они произвели несколько выстрелов. «Если кто-нибудь попытается встать, взорвем самолет в воздухе». В пилотскую кабину они ворвались буквально на Надиных плечах, убив, отбросив ее в багажник, — говорит юрист из Москвы Юрий Кудрявых.
Мы разговаривали с заместителем министра гражданской авиации СССР Алексеем Афанасьевичем Поповым.
— Сейчас могу сказать только одно: экипаж вел себя героически.
Штурман дальнего плавания В. Чисмеджан: