— Я был свидетелем последних минут жизни Нади Курченко. Когда самолет поднялся в воздух, бортпроводница приветствовала нас и пожелала счастливого пути. Дальше все произошло так неожиданно, что никто из пассажиров не успел вмешаться. Последние слова Нади были: «Они вооружены!» Девушка не уступила дорогу бандитам и была сражена. Пассажиры бросились на помощь, но бандиты, проникшие в служебное помещение самолета, начали стрелять из-за перегородки в сторону пассажирского салона.
…Когда самолет приземлился на турецкой земле, к кабине пилотов бросилась пассажирка Зинаида Ефимовна Левина. Она оказалась врачом. Штурман истекал кровью. Пуля пробила легкое. Левина закрыла рукой рану. После прибытия турецких медиков Левина заявила о своем решении присутствовать при операции. В ходе операции потребовалось много крови — дала свою…
…Потом мы встречали в Сухуми мать Нади… Потом были у гроба Нади. Надя лежала в форме стюардессы, с комсомольским значком. Было много цветов, мать держала в руке астру, раскачивала астрой, смотрела в лицо Нади и повторяла одну и ту же фразу: «Ты у меня теперь не смеешься, ты у меня серьезная».
Мы стоим рядом с теми, кто ее знал, и смотрим, как несут наскоро сбитый гроб.
…Кто-то молчал. Кто-то плакал. Стояли, верили, не верили: вдруг это сон? И блеклые прожекторы, и гроб, и ранняя осень, холод? Те, кто знал ее особенно хорошо, были ее друзьями, не верили в смерть — это так понятно: вчера разговаривали, вчера человек смеялся, вчера пел песню, включал приемник, а сегодня его нет — не верится. Неверие — как отчаянный протест против нелепости смерти. Но сейчас это реальность — Нади нет.
…Мы летели в Сухуми из разных мест. Из Тбилиси. Из Москвы. Но мы знали, было еще много других дорог, и все они сходились в этой одной точке, на поле Сухумского аэровокзала. У этого скорбного перекрестка встретились люди: седой пилот из Москвы, не раз глядевший смерти в лицо в годы войны, и мальчишка из сванского села, впервые в жизни увидевший море, шофер такси и супружеская чета, крестьянки из Лыхны и ректор института… Люди, о которых не скажешь: «Ее родные и близкие». Но сегодня каждый почувствовал свою неотделимость от судьбы ушедшего из жизни человека. Такие минуты останутся в каждом надолго.
Нам очень трудно говорить с людьми, которые знали Надю: ведь все только что произошло. Они рядом с нею жили, вместе работали, вместе надеялись на большое человеческое счастье. Вот ее фотография. Что мы можем сказать о Наде? Надя была красивой и милой, но друзья любили ее, конечно, не только поэтому. И сейчас мы будем приводить их слова о ней. Вы увидите, как она жила, сколько людей, ее ровесников и людей старших по возрасту, уважали ее, гордились дружбой с ней.
Ее комната. Ее вещи. Ее письма… Ее самая близкая подруга — бортпроводница Дуся Минина. Самолеты уходили в небо над их домом.
— …Лучшей подруги я желать не могла, — сказала Дуся и потом долго молчала. — Как мы в последний раз виделись… Мне дали отпуск на три дня. Я улетала к родственникам в Кисловодск. Летела с Надей вместе: она дежурила на борту. В Минеральных Водах расстались. Ну, не знаю, как объяснить, но мы расплакались почему-то, прощаясь. И какая-то женщина подошла к нам и говорит: «Вы чего это плачете?» Надя заулыбалась и сказала: «Просто так плачем. Хорошо нам, вот и плачем…» Попрощались, двигатели гудят, она побежала к самолету. Так последний раз я ее бегущей и видела…
Дуся продолжала:
— У нас не купишь в Сухуми хороших духов. Так я пошла в Минеральных Водах по магазинам. Нашла «Красную Москву» и пластинок несколько хороших. Как она любила музыку! Приготовила подарки ко дню ее рождения. Ей скоро исполнится двадцать. — Дуся подняла глаза, опухшие от слез. Поправилась: — Исполнилось бы двадцать лет.
В комнате на столе среди фотографий и писем стучит будильник. На Надиной кровати сидят ее подруги: Валя Нелюбова, Люда Помазанова, Люда Лолуа…
Дуся продолжает:
— Пришли к рейсу из Сухуми. Смотрим — экипаж идет, пилот говорит: «Надю убили, самолет в Турции…» Я не помню, как мы летели в Сухуми. Ни пассажиров не помню, ни себя. Прилетели, вчера это было, приземлились, — все правда.
…Вот письмо сегодня от ее сестры пришло. Пишет, что мама варенье сварила и вышлет…
Уже сегодня в далекой Удмуртии узнала мать, что с дочерью беда. Дуся говорила с матерью Нади два часа назад по телефону.
— Но она жива? — доносится далекий голос матери.
Дуся молчала и тихо плакала. А трубка спрашивала: «Но она жива?» И кто-то вместо Дуси ее голосом сказал: «Да…»