Видно, как над далекими плавнями вспыхивает и гаснет тонкий луч прожектора: кто-то просит о помощи. В густой темноте, левее вспышек, не видно ни искры света. Сутки назад там светились огнями окна рыбацких домов.
Мы прошли несколько сот метров по каналу. Навстречу плыли тысячи бочек. Их смыло из прибрежных складов. Плыли оконные рамы, куртка, какие-то толстые, разбухшие книги…
Новые транспортеры уходят к плавням. Увидев вдруг под светом прожекторов островок с людьми, солдаты Николай Свешников, Виктор Поддувайло, Василий Самусенко, не ожидая приказа, прыгают с бортов в ледяную воду, переносят на амфибии детей и женщин…
Главная задача сейчас заключается в спасении пострадавших. Переселенцев размещают в соседних городах и станицах. Ремонтируются дороги, населению доставляется хлеб, другие продукты. Секретарь райкома комсомола только что докладывал председателю Государственной комиссии о том, что силами комсомольцев и молодежи закончено восстановление насосной станции, котельной в Темрюкской больнице… В совхозе «Курчанский» закончили ремонт домов, с которых сорвало крыши, восстанавливаются верфи…
Спасательные работы ведутся в труднейших условиях бездорожья, сильного ветра и ледяных, непрекращающихся дождей. В Краснодар идут телеграммы из разных городов страны — предлагается помощь.
Когда приходит большая беда, люди забывают о мелочах. А мелочами в такую пору становится все, кроме человеческой жизни.
— Я боюсь, что кто-то остался в юго-западных плавнях, — говорил в Темрюке один из командующих группой солдат и офицеров.
— Мы прошли их дважды, — отвечал ему старший лейтенант, — с востока на запад и с юга на север. Порвали гусеницы на двух транспортерах. Никого нет.
— Черт с ними, с гусеницами. Берите новые транспортеры и пройдите еще раз.
Я записал этот диалог не потому, что он символичен. Он просто характерен для такой обстановки… Много раз мне приходилось слышать слова, которые говорили председатели чрезвычайных комиссий на местах бедствий:
— Здесь предстоит большая работа, но она не идет и не может идти ни в какое сравнение с тем, что уже сделано по спасению людей…
…Однажды вечером я увидел, как к генералу подошел офицер и сказал:
— В районе плавней, ближе к открытому морю, замечены сигналы бедствия. Сигналы подают наши.
— Выходите на транспортере.
Я представился генералу и сказал:
— Разрешите выйти с ними?
— Простудитесь, — сказал кто-то рядом.
— Не в этом дело, — возразил генерал. — Там ведь никого из жителей не будут спасать. Там застрял наш транспортер. Солдаты.
— Но они спасали жителей? — спросил я.
— Они прочесывали плавни еще раз. На всякий случай. А теперь будем выручать их самих.
— Разрешите выйти с транспортером, — настаивал я. — Нужно ведь поговорить с молодыми солдатами во время выполнения ими задания. Правильно?
— Правильно, — сказал генерал, не меняя выражения лица.
— Надо, наверное, разрешить, — сказал полковник, услышав наш разговор.
— Заговорила родная кровь? — улыбнулся генерал.
Полковник был огромного роста, широкоплечий, с добрым открытым лицом.
— Заговорила, — согласился он.
— Вы военный журналист? — спросил я.
— У него отец был журналистом, — сказал генерал. — Главным редактором «Известий» был… В общем, выпейте спирта, сапоги вам дадут.
Это была одна из тех осенних ночей, когда под открытым небом могут, наверное, оставаться только памятники. Темнота казалась твердой, лил проливной дождь.
— Вон их луч, — показал на юг офицер. — Отсалютуйте им, что мы плывем на помощь.
— Сколько вы уже здесь? — спросил я у солдата, который стоял рядом.
— С самого начала, — сказал он, — трое суток.
— А на службе сколько?
— Тоже с самого начала, — засмеялся он, — второй год.
— В такой переделке впервые?
— Вообще, да, — ответил он. — И они впервые, — и показал на ребят.
Транспортер качнуло, и мы изменили курс: пошли к морю.
— Очень устал?
— Вообще, да, — сказал он. — Спать сначала хотелось. Теперь не хочется ничего.
— Страшно было в первый день? — спросил я.
— Вообще, да, — сказал он и смахнул капли дождя с носа. — Потом привык. Некогда было бояться. Мы спасали детей и женщин.
— Многих спас?
— Я? — спросил он. — Я спас троих. Многие женщины, когда услышали шум волны, привязали себя веревками к деревьям, а детей — к себе, чтобы не смыло. Потом нам приходилось резать веревки ножами…