— Медленно идем, — донеслось слева.
— Грязная вода, — сказал офицер, — бревна, доски.
— Нам бы морской перехватчик, — заявил мой сосед. — И чтоб ни бревен, ни досок — за две минуты достали бы наших.
— За сколько? — спросил второй солдат.
— За десять минут, — прикинул офицер.
— Нам говорили, что американцы испытывают перехватчики со скоростью шестьдесят узлов.
— Они их испытывают давно, — сказал офицер. — Перехватчики «пи-джи-эйч». Мы на таких скоростях работаем регулярно.
— Мой друг на перехватчике служит, — сказал один из солдат.
— Ветер как лед. Называется — юг.
— Вернетесь в часть — согреетесь и отдохнете.
— Сниться все долго будет, — тихо сказал мой сосед.
— Мне тоже снится многое, — признался я. — Видеть приходится всякое.
— А пишете, как правило, другое, — сказал офицер. — На месте стихийного бедствия, мол, все нормально, люди спокойны, довольны. Читаешь — и кажется, что даже лучше становится, когда стихия врывается в село или город.
Я промолчал.
— Я не говорю о вас лично, — повернулся ко мне офицер. — Не обижайтесь. Я пользуюсь случаем.
— Не обижаюсь, — сказал я. — Вы правы. Я готов к коллективной ответственности за глупость одного из нас.
Офицер засмеялся и сказал, гася сигарету о мокрую рейку кузова:
— Коллективно расплачиваются, а не отвечают.
— У вас еще есть сигарета? — спросил солдат.
— Еще полпачки, берите. Хватит.
— До утра будем мокнуть, может не хватить.
— Хорошая закалка для мужчины, — сказал офицер.
— Я не жалуюсь, — возразил солдат. — Я просто говорю, что до утра будем здесь.
— Он не жалуется, — повернул голову второй солдат. — Он раньше всех нас прыгал в воду. Один раз чуть не утонул.
— Неправильно понял, — сказал офицер.
— Моя мать говорила, — сказал солдат, — береги себя, но не ради себя. Тогда и станешь мужчиной.
— Правильно, — согласился офицер. — Мудрая у тебя мать. Подходим к нашим. Приготовиться!
Солдаты взялись за тяжелый колючий канат. Прожектор осветил близкий зеленый борт с номером и звездой, трех перепачканных, замерзших парней.
— Думали, потонем! — раздался с борта мальчишеский голос. — Трансмиссия полетела.
Была мучительная работа. Канат срывался, уходил под воду, его крепили снова, тянули транспортер по открытой воде, потом разворачивали и затягивали в узкий канал, потом выбирались на берег, буксовали в бездонной грязи, добирались на ощупь до бывшего шоссе, а когда, наконец, добрались, наступил рассвет, земля была в тошнотворно молочной слякоти. И была минута, когда не верилось, что есть на свете сухие рубашки, сухая обувь, сухие пыльные тротуары.
— Молодцы, — сказал командир солдатам в штабе, — еще одна ночь прошла.
— Ночь прошла, а дела не кончились, — поднялся из-за стола генерал. — В обозначенном нами квадрате номер три…
И они ушли в квадрат № 3.
БЕГЛЕЦ
Когда они сделали все, что могли, они поняли, что шок может в любую секунду остановить сердце больного. Вывести Чеботарева из этого состояния мог только врач, квалифицированный, подготовленный…
Он был точен: пришел ровно в 16.00. По аллеям парка гуляли бабушки с внучатами, у подножия памятника гренадерам толпились голуби. Мы сели на холодную скамью. Я не стал говорить, что многое о нем знаю.
— Ну вот что, — сказал он, закуривая сигарету, — вот что: я действительно Дмитрий Александрович Подгало. В прошлом году окончил Второй Московский медицинский институт. Работаю в Москве. Замечаний по службе нет.
Он выбросил недокуренную сигарету.
— Чем могу быть полезен корреспонденту?
— Во-первых, откровенностью. Во-вторых, хотелось бы узнать, как вас перераспределили в город Москву.
— Ясно. Снова материал о выпускнике, уклоняющемся от выполнения своего долга. Понимаю. Но здесь я и без вашей просьбы был бы откровенным, мне опасаться нечего. За моей спиной приказ Министерства здравоохранения РСФСР от 22 октября 1966 года. Могу назвать своих знакомых, которые не имеют возможности сослаться на такую высокую инстанцию. Назвать? Почему вы решили говорить именно со мной?
— Мне нужно говорить именно с вами.
— Хорошо. Когда проходило распределение, рядом с моей фамилией кто-то нарисовал карикатуру. Под ней стояла подпись в том смысле, что из всех, претендующих на Москву, только у меня нет никаких шансов остаться. Вышло, однако, наоборот.