Выбрать главу

10.50. Когда двести человек погасили огонь.

Били пламя землей, песком, брезентом, водой. Пожару досталось четыре-пять гектаров.

Дымилась земля. Дымились на людях одежда, обувь. Сидели на земле, лежали. Мокрые, грязные — лица в саже.

На стерне сидели токарь Николай Игошкин, электросварщик Юра Кубрин, кузнец Алексей Яшин, начальник центральной мастерской Павел Правдюк, повар Валя Сидорова, комбайнер Алексей Журавлев. Больше двухсот человек — по кругу возле черной земли. Потом подошел мокрый, в разорванной рубашке, опаленный Вася Головнин. Его кто-то обнял, усадил рядом. Окружили: секретарь райкома партии Евгений Тимофеевич Александров, механизаторы Владимир Королев, Виктор Коблов, пастух Владимир Сергеев… десятки людей.

— Ну, Вася…

Потом началась работа. Люди взялись за уборку спасенного хлеба.

КАК РЕПОРТАЖ БЫЛ НАПИСАН И ДОСТАВЛЕН В РЕДАКЦИЮ

Субботний номер газеты подходил к концу. Прямой и длинный, как взлетная полоса, коридор «Комсомольской правды» был пуст. Яркий свет был лишь в главной редакции. Десять строк сообщения о пожаре пришли последними.

— Вылететь нужно срочно, — сказал ответственный секретарь редакции. — В стране началась массовая жатва, и пример героической битвы за хлеб может иметь громадный резонанс…

За подъездами редакции лежала ночная Москва. Дальше — аэропорт. Машина мчалась по освещенным проспектам города, и в ветровом стекле бесшумно «осыпались» переулки, дома. Сейчас, как и всякий раз, вылетая по срочному заданию редакции, я встречусь, познакомлюсь, подружусь, поругаюсь, поговорю с десятками самых разных людей, о которых в репортаже не будет сказано ни слова. Но я знаю: эти люди сделают все для того, чтобы газета вышла с рассказом о подвиге.

Первыми в ряду этих людей всегда стоят редакционные шоферы. Только что наша «Волга» вырвалась на пустую трассу, и ведет ее ас на предельной скорости: полное понимание момента. Вдоль дороги вспыхивают и гаснут, словно немые взрывы, деревья — от внезапного света фар.

Самолет уходит через тридцать минут — билетов нет.

У диспетчера красные от бессонницы глаза, прокуренный голос, грустная улыбка. За время дежурства перед ним прошли колхозники, военные, корреспонденты, отпускники и опаздывающие из отпусков.

— Там пожар, — говорю я. — Вот телеграмма. Молодой парень, москвич, гасил огонь, рискуя жизнью, и теперь… — Но палец диспетчера уже на рычажке селектора.

— Кажется, уладил — лети. Только расскажи по-человечески, что там случилось. Ждем…

В Саратове было ветрено и солнечно. После нескольких попыток дозвониться до обкома комсомола я вспомнил, что начинающийся день — день воскресный, и, поймав такси, попросил водителя отвезти меня в порт. Таксист был пожилым, неразговорчивым человеком, машина была старой и разболтанной. С сухим грохотом мы катили по городу вниз, к набережной, и, когда я объяснил водителю, что спешу и почему спешу, он не только не увеличил скорость, а, наоборот, стал с усердием объезжать выпирающие из древней мостовой булыжники и у самого порта заявил, что, может, под суд надо отдавать всякого, кто спешит как на пожар.

У пирса толпилось много людей. Волга синела, словно подкрашенная акварелью.

— Точно, — сказал милиционер, — ваш район вниз по Волге. А что там случилось?

— Горел хлеб. Парень один героически тушил пожар. Шофер.

Мы пробрались к окошкам касс: билеты кончились.

Милиционеру не было еще и двадцати, по крайней мере на вид. Он сказал возмущенно и запальчиво: «Спекулянтов много погрузили», и, взяв у меня редакционное удостоверение и деньги, провалился сквозь землю.

Теплоход «Комарно» готовился к отплытию. По высокой палубе бегали люди. Стоял веселый шум расставания.

— Достал «стоячий», — сказал милиционер. — Держи.

— Спасибо, — сказал я, — может, увидимся.

Теплоход отчалил.

После гонок на машинах и самолете попасть на речной теплоход удивительно и странно — словно влетел в смолу. Со всех сторон вода, посередине сухая белая палуба, а на палубе ты, которому срочно куда-то нужно.

Кажется, что теплоход стоит. В первые десять минут я по инерции побегал по палубе, потому что душа требовала хотя бы иллюзии движения, но вскоре понял, что реальность сильнее средств, могущих ее изменить.

Я подошел к старпому и с вызовом спросил:

— Сколько мы будем мчать до места назначения?