Шофер автобуса не смотрел вверх, над его головой дребезжал противосолнечный зеленый щиток. Шофер смотрел прямо на дорогу. Он удивлялся, почему дорога пуста. Он не успел увидеть встречного самолета. И ничто в нем не дрогнуло в ту секунду, когда над самой крышей автобуса пронеслась крылатая машина, поднятая на несколько сантиметров немыслимыми усилиями человеческих мышц.
Мягкий удар шасси об асфальт, вздрагивание, пробежка, остановка. И тишина.
Снова земля. Зной. Трава. Солнце. Деревья. Вдалеке — горы. Потом начали возвращаться звуки — крики птиц, стук далекого трактора, и Мазанников услышал свой собственный голос: «Борт семьдесят четвертого! Передайте центру, что все в порядке. Мы на земле. Пассажиры чувствуют себя нормально».
74-й дождался этого сообщения, передал его вниз и пошел на посадку.
Мазанников снял наушники, вышел из кабины, прошел по раскаленному асфальту между пассажирами и попросил сигарету…
«Товарищ корреспондент!
Мы прочитали ваш рассказ о пилоте и его поступке. Нам понятно — он герой, не растерялся, спас пассажиров, себя и самолет. Но у нас есть вопрос: такой случай в работе пилота произошел с ним впервые? Или он уже не раз был поставлен в тяжелые обстоятельства? Человек, как нам сказал преподаватель, вырабатывает аварийный комплекс поведения на сложные случаи жизни и потом действует автоматически. Но зато первое испытание всегда требует героизма и мужества.
Хотелось бы еще услышать от вас, почему пишут, что у каждого человека в минуты опасности проходит перед глазами вся его жизнь. Было ли это и у пилота Мазанникова? Спросите у него, он ведь не литературный герой, у которого ничего не проверишь, а живой человек…
Ученики 10-го класса. Харьков».
«…Я хотел бы в опасный миг своей жизни вести себя так, как этот пилот. Я мечтаю о таком испытании для себя лично.
Семен Буров, электрик. Целиноградская обл.».
«…А что пилоту оставалось делать, кроме как сажать самолет? Бросить пассажиров и машину? А самому выпрыгивать с парашютом? Так тюрьма же потом! Человека заставляли действовать последствия, а не желание спасать чьи-то жизни.
Ку-ов, бухгалтер. Борисоглебск».
Я ответил тремя письмами.
Письмо в Харьков. «И первое, и второе, и десятое испытание в воздухе, на море или на земле требует от человека героизма и мужества…» Эти слова говорил мне один знакомый: сам он ни одного подвига в жизни не совершил, не летал, не плавал, никого не спасал. Но вот уже двадцать четыре года он каждый день и час, ночью или в полдень, утром или вечером встречает и провожает на своем скромном посту знаменитых и совсем неизвестных летчиков-испытателей. Провожает в далекое небо, встречает на замирающей от ожидания земле. Некоторых он не может дождаться до сих пор.
А летчик-испытатель, один из лучших наших летчиков, когда я рассказал ему о письме и словах преподавателя, переспросил: «Аварийный комплекс поведения?» — и, подумав, сказал:
— Конечно, существует понятие навыка, автоматизма, профессиональной ориентировки, но моменты, подобные описанному, нельзя отнести к ситуациям трудным и даже труднейшим. Это сверхсложная обстановка, и она требует от человека наивысшего мужества, хладнокровия и, если хотите, — самопожертвования. А насчет спокойной, все объясняющей формулировки — «человек всегда вырабатывает аварийный комплекс поведения», я могу сказать только одно: даже в школьном классе возникают тысячи аварийных ситуаций, и вряд ли преподаватель сможет их разрядить, надеясь лишь на заученный «комплекс поведения»…
…В секунду вероятного столкновения с машиной у пилота Мазанникова перед глазами были шоссе, крыша автобуса и высоковольтные столбы. Прошлая жизнь перед глазами пройти не успела. Так он сказал».
Письмо в Целиноград. «Наверное, любой человек пожелает вам вести себя так, как пилот во время трудного испытания. Но вряд ли кто-нибудь пожелает вам самого испытания — пусть миг опасности все же минует вас».
Письмо в Борисоглебск. «Я однажды сказал о вашем письме знакомым пилотам. Мы сидели в ожидании погоды на маленькой летной площадке в предгорьях Восточного Тарбагатая. Интересной была реакция. Командир экипажа — молодой человек — закурил и проговорил, глядя на далекий горный хребет: