А кабан Борька, тот и вовсе бегал за Нюрой, как собака. Нюра около двух лет взяла его в колхозе маленьким трехдневным поросенком, рассчитывая со временем зарезать. А поросенок попался чахленький, много болел. Нюра за ним тоже ухаживала, как за ребеночком. Кормила из соски молоком, клала на живот грелку, купала в корыте с мылом, повязывала платочком и укладывала с собой в постель. Выходила, а когда он подрос, не решилась зарезать. Так он и жил у нее вместо собаки, худой, грязный, носился по двору, гонял кур, провожал Нюру, когда она шла на почту, и встречал, когда возвращалась. А уж визгу-то было и радости, когда она возвращалась, на всю деревню.
Даже куры у нее были не такие, как у других. Сядет Нюра на крылечке, а они уж тут как тут. Которая на плечо заберется, которая на голову, и сидят, как на насесте, не шелохнутся. И Нюра не шевелится, боится спугнуть. В деревне из-за этого над Нюрой многие посмеивались, а она не обижалась, но думала, что, попади ей какой-нибудь человек, пусть хоть некрасивый и не очень умный, лишь бы хороший и к ней бы хорошо относился, а уж она тоже не осталась бы в долгу, раскрылась бы перед ним всей душой. И вот сейчас впереди нее шел по борозде, взмахивая тяпкой маленького роста человек в военной форме с красными ушами торчащими из-под пилотки. Кто он, этот человек, чего хочет? Может, толькохвремя провести от скуки, а может, и нет, кто его знает. Сразу не угадаешь.
Летний день, какой ни длинный, а и он подошел к концу. Заметно стало движение воздуха, потянуло от речки Тепы прохладой, большое красное солнце, перерезанное надвое перистым облачком, коснулось краем дымного горизонта.
Замычала на другом конце деревни скотина, и Нюра, оставив Чонкина на огороде, побежала встречать свою Красавку. По дороге сошлась с Нинкой Курзовой, она шла с длинным прутом, тоже встречала корову. Они пошли рядом.
– Ну как, картошку окучила?– спросила Нинка явно с ехидцей, уж вся деревня конечно, обратила вимание, что Нюра на огороде работала не одна.
– Еще немного осталось,– сказала Нюра.
– Теперь-то с помощником легче,– подмигнула Нинка.
– Да уж, конечно, в четыре-то руки,– сказала Нюра и покраснела.
– Парень хоть хороший?– деловито осведомилась Нинка.
– Да кто его знает.– Нюра пожала плечами,– С первого разу нешто разберешь. Росточку маленького, но так, видать работящий. Как пошел с тяпкой вдоль борозды, так я за ним угнаться никак не могу.
– Ну-ну,– одобрила Нинка,– а звать-то как?
– Иваном,– гордо поведала Нюра, как будто имя было особенное.
– Холостой?
– А я и не спросила.
– Зря. Сразу спрашивать надо.
– Да вроде неудобно сразу-то.
– Напрямки неудобно,– убежденно ответила Нинка,– а так, вроде к слову, можно. Хотя, все равно соврет.
– А на что ему врать?
– Как не врать?– сказала Нинка.– Вся наша жизнь состоит из того, что мужики врут, а бабы верят. А этот еще и военный. Ему лишь бы время провести, да и все. А ты его так попытай, а еще постарайся и в документ заглянуть, хотя в ихних документах тож ничего может не быть, это не паспорт.
– Выходит, безвыходное положение?– спосила Нюра.
– Выходит, так.
– А я ему почему-то верю,– сказала Нюра.– Непохоже, чтоб врал.
– Если веришь, дело твое,– равнодушно сказала Нинка,– но я б на твоем месте его раньше времени до себя не допускала.
– А кто ж допускает?– смутилась Нюра.
– А я не говорю, что допускаешь, а можешь допустить. А они, мужики, да еще военные, у них привычка такая свое дело справит, а потом над тобой же и посмеется.
Тут Нинка отскочила к забору, потому что на дороге показалась Красавка, которая галопом неслась по деревне, а за ней, не отставая, бежала маленькая собачонка и отчаянно тявкала. Красавка неслась прямо на Нюру с такой скоростью что, казалось, никакая сила ее теперь не остановит, но перед самой Нюрой остановилась как вкопанная.
– Вот сатана какая,– испуганно сказала Нинка.– Гляди, Нюрка, кабы не вздела она тебя на рога.
– Ничего, меня не взденет,– сказала Нюра уверенно и почесала Красавке лоб между рогами. Та запыхалась от быстрого бега и дышала шумно, широко раздувая ноздри.
– А моей заразы что-то не видать,– сказала Нинка.– Побегу, как бы в огород к кому не залезла. Заходи болтаться, как всегда пригласила она.– Песни попоем,посмеемся.
И пошла дальше, помахивая хворостиной.
На обратном пути Нюра забежала к бабе Дуне и купила у нее поллитровочку самогону. Она боялась, что баба Дуня начнет расспрашивать, для чего самогон, и придумала сказать, что будто должен приехать отец. Но баба Дуня сама уже напробовалась своего зелья до того, что ей все было неинтересно.
Когда Нюра подоила корову и вышла на крыльцо, Чонкин закончил уже последнюю грядку и сидел на траве, курил.
– Устали?– спросила Нюра.
– Плевать,– сказал Чонкин.– Мне эта работа только для развлечения.
– Я там на стол собрала,– преодолев в себе робость, сказала Нюра.
– На стол?– У Чонкина загорелись глаза, но он тут же вспомнил о своем положении и только вздохнул. Нельзя мне.
С удовольствием бы, да нельзя. У меня вон стоит. С досадой он махнул рукой в сторону самолета.
– Да, господи, кто его тронет!– горячо сказала Нюра.– У нас тут такой народ живет, избы не запирают.
– Неужто не запирают?– спросил Чонкин с надеждой.– И что ж, ни разу не бывало таких случаев, чтобы кто-нибудь чего-нибудь?…
– Да что вы,– сказала Нюра.– Я вот за всю жизнь и не припомню такого. Это вот еще, когда я совсем маленькая была, еще до колхоза, у Степана Лукова, вон он там живет за конторой, лошадь пропала, так и то думали цыгане, а потом нашли ее, переплыла на тот берег.