Толпа, налегая на забор, затаила дыхание. Афродита, переменив грудь, продолжала кормить Геракла. Было тихо. Только слышалось тяжелое сопенье воюющих сторон и равнодушные вздохи коровы, которой по–прежнему хотелось откусить этот симпатичный куст неразвившегося гибрида.
В толпе молчали, напряженно ожидая дальнейшего развития событий.
– Слышь, армеец, а ты ему в глаз, – неожиданно громко посоветовал Плечевой. Кто–то хихикнул, но тут же смолк.
– Ой, бабы, закрывай глаза, сейчас будет убивство! – пронзительно закричала Зинаида Волкова.
Ее муж, стоявший неподалеку, начал сквозь толпу пробираться к жене.
– Будет убивство, будет убивство, будет убивство, – лихорадочно, словно твердя заклинания, бормотала она.
Наконец счетовод добрался до жены, отодвинул, освобождая себе пространство, Нинку Курзову, не торопясь, обстоятельно размахнулся и единственной своей рукой врезал Зинаиде такую оплеуху, что без посторонней поддержки она вряд ли удержалась бы на ногах. Зинаида, молча схватившись обеими руками за щеку, стала вылезать из толпы, а счетовод, повернувшись к Плечевому, спокойно объяснил свой поступок:
– Сколько раз говорил ей: «Не лезь, куды не просют». Вот ведь когда Колька Курзов с клюквинским Степкой подрались, тоже так смотрела да ахала, а ее в свидетели записали. Так судья когда вызвал ее к столу, она сразу в обморок, и насилушки откачали.
– А ты ее совсем пришиби, – весело посоветовал Плечевой. – Чтоб и в суд звать некого было.
– Убили! – выбравшись наконец из толпы, не своим голосом завопила Зинаида и, по–прежнему двумя руками держась за щеку, рванула вдоль по деревне.
Обернувшись на ее крик, Чонкин и Гладышев одновременно ослабили пальцы. Корова это почувствовала, мотнула головой, и противники, не ожидавшие такого коварства, повалились в разные стороны.
Не дожидаясь другого случая, корова мимолетным движением смахнула под самый корень последний куст необыкновенного гибрида и не спеша задвигала челюстями.
Гладышев, поднявшись на четвереньки, как завороженный следил за коровой.
– Матушка! – страстно простер он к ней руки и на коленях пошел вперед. – Солнышко, отдай, пожалуйста!
Причмокивая, вздыхая и настороженно глядя на Гладышева, корова отступила назад.
– Отдай! – Гладышев, не вставая с колен, тянулся к коровьей морде. В какой–то момент из раскрывшейся пасти мелькнул на мгновение измочаленный хвостик пукса, Гладышев рванулся к нему, но корова в этот же самый момент сделала глубокое глотательное движение, и последний куст замечательного гибрида навсегда исчез в ее бездонном желудке. Поборов секундное оцепенение, Гладышев вскочил на ноги и с диким воем кинулся к себе в избу.
Тут поднялся с земли и Чонкин. Ни на кого не глядя, отряхнул он от пыли брюки, одной рукой взялся за рог, а другую сжал в кулак и изо всей силы ударил корову по морде. Корова дернула головой, но особо не сопротивлялась, и Чонкин потащил ее в сарай, крикнув Нюре, чтобы побежала вперед открыть ворота.
– И это все, – с сожалением сказал Плечевой, но ошибся.
В это время на крыльцо, встрепанный, с безумными глазами, выскочил Гладышев. В руках он держал берданку шестнадцатого калибра. В толпе ахнули.
– Я говорила, будет убивство, – послышался голос вернувшейся вовремя Зинаиды.
Гладышев вскинул берданку к плечу и навел на Чонкина.
– Ваня! – отчаянно вскрикнула Нюра.
Чонкин обернулся. Он стоял, вцепившись пальцами в коровьи рога, и смотрел прямо в наведенный на него ствол берданки. Он словно оцепенел, не в силах двинуться с места. «Попить бы», – мелькнула глупая мысль. Чонкин облизнул губы.
Сухо щелкнул курок, словно сломали ветку. «Все», – подумал Чонкин. Но почему ему не больно? Почему он не падает? Почему Гладышев снова взводит курок? Снова щелчок. И вдруг раздался громкий, трезвый и рассудительный голос Афродиты:
– Дурачок ты, дурачок! Куды стреляешь? И чем стреляешь? Ты же весь порох давно извел на удобрение.
По толпе прошел шум. Гладышев еще раз взвел курок, заглянул в ствол и, убедившись, что там пусто, грохнул ружье о землю, сел на крыльцо и, обхватив голову руками, горько заплакал.
Чонкин все еще стоял, вцепившись пальцами в рога, словно приклеился. Подошла Нюра, положила руку ему на плечо.
– Пойдем, Ваня, – сказала она ласково.
Он отрешенно смотрел на Нюру, не понимая, чего она хочет.
– Домой, говорю, пойдем! – крикнула Нюра словно глухому.