Так как нас, как я сказал, было достаточно для того, чтобы защищаться, то мы сразу же дали друг другу клятву не расставаться ни при каких обстоятельствах, но жить и умереть вместе; делить все съестное поровну; подчиняться во всем решениям большинства; избрать капитана и повиноваться ему под угрозой смерти, однако капитан не должен предпринимать ничего без решения большинства.
Выработавши эти правила, мы решили раздобыть пищи и устроить доставку ее туземцами.
Оказалось, что они не очень заботятся или волнуются о нас. Они даже не попытались проверить, здесь ли мы или уехали с судном, которое утром, после того, как мы вернули баркас, взяло курс на юго-восток и через четыре часа скрылось из виду.
На следующий день двое пошли в одном направлении осматривать местность, а двое в другом. Мы скоро узнали, что местность приятная и плодородная, и, в общем, здесь можно хорошо жить; только населяют ее какие-то почти не похожие на людей существа, с которыми нельзя войти ни в какие сношения.
Мы обнаружили, что местность богата скотом, но не знали, можно ли им воспользоваться. И хотя нам очень нужна была еда, но никто не хотел накликать на нас целое племя чертей, и потому некоторые решили попытаться, если удастся, сговориться с туземцами, чтобы выяснить, как с ними держаться. Выслали одиннадцать хорошо вооруженных человек. Они сообщили, что встретили туземцев, которые держались предупредительно, но робко и испуганно, увидавши мушкеты; так что нам стало ясно, что туземцы знают, что такое мушкеты и зачем они служат.
Наши знаками попросили пищи, и туземцы принесли травы, коренья и молоко; но очевидно было, что они хотят продать, а не отдать, и знаками спрашивают, что наши дадут в обмен.
Это поставило наших в тупик, потому что выменивать им было не на что. Один из наших вытащил нож и показал им, и те обрадовались так, что готовы были перегрызться из-за ножа. Моряк, видя это, решил продать нож подороже; они долгое время торговались, одни предлагали кореньев, другие — молока; наконец один предложил козу, на что моряк согласился. Тогда другой моряк показал им нож, но за него никто ничего не мог предложить, и, наконец, один из них объяснил знаками, что кое-что принесет. Наши ожидали три часа, покуда те не вернулись обратно, ведя с собой низкорослую, толстую, жирную и вкусную корову, которую отдали ему за нож.
Обмен был выгодный, но, к несчастью, товара у нас не было. Ведь ножи были нам нужны так же, как и им, и наши люди не расстались бы со своими ножами, не будь у нас такой крайности с пищей.
Как бы то ни было, вскоре мы обнаружили, что леса полны дичи, которую мы можем убивать, не ссорясь с туземцами. Мы целыми днями ходили на охоту и всегда приносили что-нибудь с собой. Обмениваться же с туземцами нам было нечем. А на бывшие у нас деньги мы долго не просуществовали бы. Мы созвали общий совет, подсчитали и сложили вместе все наши деньги.
Но и деньги принесли нам мало пользы, потому что племя не знало ни цены их, ни назначения и не умело сравнивать золото с серебром. Так что все наши деньги, которых и в общей сложности было немного, были бесполезны, то есть не годились на то, чтобы купить съестного.
Мы не знали, как и куда уйти из этого проклятого места; совещание порешило, что раз с нами два плотника с полным набором инструментов, то мы должны постараться соорудить лодку и отправиться в Гоа или высадиться в каком-нибудь более подходящем месте.
Разговоры на той сходке были малозначительны, но явились как бы введением ко многим более замечательным приключениям, происшедшим в тех краях под моим руководством много лет спустя, поэтому полагаю, что не лишенным занимательности будет этот прообраз моих грядущих предприятий.
Я не возражал против постройки лодки, и мы немедленно взялись за работу. Но сразу же возникли большие затруднения; не было пил, чтобы выпиливать доски; гвоздей, болтов и скоб, чтобы скреплять части; дегтя, вара и смолы, чтобы крепить и смазывать швы и тому подобное. Наконец один из нас предложил, вместо того, чтобы строить барк 35, или шлюп 36, или шалуп 37, что трудно, сделать большую пирогу 38, или каноэ 39, что очень легко.
На это возражали, что нам никогда не удастся сделать достаточно большое каноэ для переезда через океан; что идти нам нужно к Малабарскому 40 побережью; что каноэ не только не перенесет морского перехода, но и груза не выдержит. Ведь нас двадцать семь человек, поклажи много, да еще придется взять съестные припасы.
Я на сходках обычно не говорил, но на этот раз, видя, что они не знают, какое судно лучше построить и как строить его, и что нам годится, я заявил, что они все заблуждаются. До Гоа на Малабарском побережье в каноэ не доплыть, так как каноэ хоть и вместит нас всех и вынесет морской переход, но не подымет наших запасов, особенно воды. Пускаться на такое приключение — значит идти на верную смерть. И все же я стоял за каноэ.
Они отвечали, что все, мною сказанное, и так ясно, но им непонятно, чего я добиваюсь, говоря сперва о том, как опасно плыть в каноэ, а потом, советуя строить его.
На это я отвечал, что дело наше вовсе не в том, чтобы совершить в каноэ все путешествие. Ведь на море не одно наше судно, а на берегах живут племена, хотя и дикие, но в чем-нибудь выходят же они в море. А потому наше дело — плыть вдоль острова и захватить первое судно, которое только окажется лучше нашего, а потом — следующее. И так, авось, мы доберемся до хорошего корабля, который доставит нас куда угодно.
— Прекрасный совет! — говорит один.
— Превосходный совет! — говорит другой.
— Да, да, — говорит третий (это был пушкарь), — английский пес дал прекрасный совет, но это прямой путь на виселицу. Негодяй дал нам чертовский совет заниматься воровством, покуда от маленького суденышка мы не доберемся до большого корабля, и так мы сделаемся заправскими пиратами 41, конец которым виселица.
— Называй нас пиратами, если хочешь, — говорит другой, — и, конечно, если мы попадем в дурные руки, с нами и расправятся, как с пиратами. Но мне наплевать. Я буду пиратом, да и чем угодно. Ей-богу, лучше повиснуть, как пирату, чем подыхать здесь с голоду. Я считаю, что совет правильный.
И все закричали:
— Давай каноэ!
Пушкарь подчинился большинству. Но когда совещание окончилось, он подошел ко мне, взял за руку, поглядел серьезно на ладонь, на лицо 42 и заговорил:
— Парень, ты рожден, чтобы натворить гору бед. Рано ты начинаешь пиратствовать. Но берегись виселицы, молодой человек. Берегись виселицы, говорю, потому что ты станешь выдающимся вором.
Я рассмеялся и ответил, что не знаю, кем стану, но пока положение наше такое, что я без зазрения совести заграбастаю первое попавшееся судно, лишь бы выбраться на свободу. Только бы попалось судно и только бы добраться до него. Во время этого разговора один из наших, стоявших у дверей хижины, услыхал, как плотник крикнул с холма в отдалении: «Парус! Парус!»
Мы тут же все выбежали. Но хотя даль и была ясная, мы не увидели ничего. Однако плотник продолжал кричать нам: «Парус! Парус!» Мы выбежали на холм и оттуда отчетливо увидали корабль. Только он находился на очень далеком расстоянии, слишком далеком, чтобы мы могли подать сигнал. Как бы то ни было, мы развели на холме костер, навалили дров, сколько удалось собрать, и дымили, что только было возможности. Ветер спал, и было почти тихо. Тем временем пушкарь увидал в подзорную трубу, что корабль, распустивши паруса под норд-остом, не обращая внимания на наш сигнал, повернул к мысу Доброй Надежды, так что утешения в том корабле для нас не было.
42
В те времена были очень распространены суеверные гадания по ладони (хиромантия) и лицу (физиогномика).