«Правда, место занимает оно собою весьма обширное и дворов бездна; но как бы вы думали сидели дворы сии, и каковы бы они были? Там двор, здесь другой, инде дворов пять в кучке, инде десяток. Те туда глядят, сии сюда, иной назад, другой наперед, иной боком, иной исковерканный стоит и ни одного из них живого нет. Избушка стоит, как балдырь, правда, покрыта дранью, но только и всего.
«Дворы их истинно грех и назвать дворами. Обнесены кой–каким плетнишком и нет ни одного почти сарайчика, ни одной клетки, да и плетни — иной исковерканной, иной на боку, иной избоченяся стоит, и так далее.
«Взирая на все сие и крайне негодуя, сам себе я говорил: «0 талалаи! талалаи негодные! Некому вас перепороть, чтоб вы были умнее, и строились и жили бы порядочнее. Хлеба стоит у вас скирдов целые тысячи, а живете вы так худо, так бедно, так беспорядочно! Вот следствия и плоды безначалия, мнимого блаженства и драгоценной свободы. Одни только кабаки и карманы откупщиков наполняются вашими избытками, вашими деньгами, а отечеству один только стыд вы собою причиняете».
«В Тамбов приехали мы еще довольно рано и искупив нужное, пустились далее и поехали уже не чрез Пески и Расказы, а большою дорогою, вдоль реви Цны, на Коптево, и в сумерки приехали ночевать в большое однодворческое село Кузменки.
«Тут опять имели мы с сими талалаями досаду. Ничего у них недостанет; живут не люди, а Бог знает что, — только занимают лучшие места в государстве.
«Сегодня встали мы хотя до свету, но переезд утренний был невелик; надлежало перебираться чрев множество мостов и переправ, и в одном месте сидеть бы нам в грязи, если б один мужик нас не избавил.
«Мы наехали сего бедняка, сидящего в грязи совсем с телегою и ожидающего света. Он говорил нам: «Пожалуйте, не ездите, будете и вы также сидеть, а объезжайте; вон там есть мост». Итак, мы благополучно топь сию и объехали.
«Кормить и обедать остановились мы в однодворческом селе Коптеве, последнем уже селении в нашей деревне, и насилу–насилу выпросились к одному однодворцу в избу погреться, ибо утро было очень холодно. Один не пустил на двор сказав, что он со двора идет, другой также закарячился было, но как–то, наконец, согласился; но за то и получили мы квартиру добрую.
«Однодворец сей жил как маленькой дворянчик. Светличка была у него беленькая и сам в синем суконном тулупе. Я тотчас вступил с ним в разговор, и какой нечаянной и благополучной случай привел меня на сей двор. Однодворец был человек надобной, грамотник и делец по тамошнему селу. Я ему тотчас рюмку водки, поить его своим пуншем, сажать с собою за стол. Однодворец мой растаял, друг сердечной. Я заводить речь стороною о здешних обстоятельствах. Он все знает все здешние места ему известны; рассказывает мне то, болтает другое; я, выведывая, не открываюсь: он сдуру, что с дубу говорит, что от роду помнит, и насказал мне много такого, чего б мне иском не доискаться; не только о многих здешних обстоятельствах, но и о самих пустых и порожних землях и межеванье.
«Расставшись с ним в превеликом удовольствии поехали мы далее, и перебравшись чрез нашу огромную я оком необозреваемую степь, приехали мы в свою деревню часа еще за три до вечера и не нашли никого дома. Все были на поле — и прикащик и староста; ибо в самое сие время молотили горох на пашнях».
Вот описание моего путешествия в шадскую мою деревню; а теперь извлеку из ежедневного журнала моего все, относящееся до моего тамошнего пребывания. Я писал оной также образом писем к моей тещи, — и вот первое, написанное в тот же еще вечер:
«Покуда прикащик и староста придет, вечерком теперь не имея никакого дела, начну по крайней мере что–нибудь врать.
«Вехавши давича в деревню и прежде всего в новую мою слободу, населенную переведенцами из других деревень: Бурцова, симфанской и козловской, которую я еще не видал, повеселился я, увидев ее в нарочитом уже порядке. Деревня моя стажа как иная и получила гораздо лучший вид перед прежним. Самая избушка, в которой мне надлежало жить, была уже иная и красненьким окошечком, но правду сказать, немногим чем прежней лучше. По несчастию, встретила она нас дымом. Прикащица надымила ее, грев на что–то воду; но мы рады были, добравшись до покоя.
«Хороша, хороша дорога, но одна пыль нам надоела. Надобно ж было случиться так, что во всю дорогу ветер был один и нес ее прямо в глаза ваши. Все перечернились и все перепачкались, и сколь ни малый я охотник ходить в баню, но теперь сходил бы, если б была хорошенькая.