Вот краткое изображение того благополучия, которые я при наступлении сего достопамятного года наслаждался. Что ж касается до ближайших и подробнейших обстоятельств, то они состояли в следующем:
Семейство мое в сие время состояло в следующих, милых мне особах: во–первых, матери жены моей, которую почитал я вкупе и своею и имел к тому причину; во–вторых, жены моей, далее дочери Елизаветы, которой шел уже шестой год и которую начинали мы уже учить грамоте. Она была ребенок такой, который не только нам, но и всем знакомым был любезен. Она находилась еще в самой начинающейся только развертываться и расцветать юности и подавала о себе великую надежду.
В–четвертых, сыне большом, Степане, которому пошел пятый год, мальчике, хотя нравом и свойствами своими весьма отменном от сестры и несколько угрюмом и нелюдимом, но подававшем о себе также не худую надежду.
В–пятых, в сыне моем меньшом Павле. Сему шел только другой год, и потому он еще валялся в колыбели и не умел еще говорить. Со всем тем ребенок был милый и любезный.
Шестым сотоварищем нашим был племянник мой Травин, сын покойной сестры моей. Он жил у меня по сиротству и малолетству и кой–чему учился.
Что касается до прочих и не столь близких моих родственников, то были они следующие: во–первых, два брата моих двоюродных, Михаил и Гавриил Матвеевичи Болотовы. Оба они жили со мною в одной деревне, и оба меня любили. Последний хотя в минувшем году мне и досадил, но я отпустил ему то в рассуждении молодости и восстановил опять пресекшееся было дружество. Сей был еще холост, а первый женат. Сообществом с ними не мог я много пользоваться: оба они были люди простые, оба неучи, и более об них сказать мне нечего.
В–третьих, родная тетка жены моей, Матрена Васильевна Арцыбашева, живущая от нас верст за 30. Сей дом считали мы ближним и всех прочих дружественнейшим, и ласки и дружество ее было нам и выгодно и полезно. У ней росли две дочери, бывшие уже девочками изрядными и которые нередко гащивали у нас по нескольку недель сряду; сын же ее был еще невелик.
В–четвертых, родственник мой Матвей Никитич Болотов, живший в одной со мной деревне. Сего по ласке и дружеству его ко мне считал я ближайшим своим родственником; но жалел, что был он несколько особливого и нелюдимого нрава и характера, не любил выезжать, но в соседстве был я им очень доволен.
Вот почти вся моя ближняя родня; а впрочем, хотя я и имел родственников, но живущих далеко, как–то племянника во Пскове, трех племянниц в Кашине, тетку под Каширою, другую на Протве или паче в Москве, деда жены моей с детьми его в Цивильске, дядю ее в Козлове и некоторых других.
Что касается до прочих обстоятельств, то приказных дел никаких я не имел, кроме межевого дела с волостными, которое все еще меня несколько беспокоило. Кроме сего смущало меня то, что жена моя с некоторого времени сделалась больна маткою и ею очень страдала.
Что касается до моих упражнений, то, привыкнув издавна к трудолюбию, беспрерывно занимался я литературою и науками, но несколько упражнялся в чтении книг, как в письме и сочинениях. Новой год застал меня в следующих работах: 1–е, старался я оканчивать перевод «Китайской истории» или Нейгофово путешествие в сие государство. Книгу сию начал я давно переводить и в сие время труд сей приходил к окончанию, хотя к сожалению остался он совсем тщетным.
Во–вторых, продолжал я сочинять начатую недавно полезную книжку, неимевшую еще титула и долженствовавшую содержать в себе краткое руководство ко всем нужнейшим знаниям. Книга такая, которую давно собирался я сочинить; но пред окончанием минувшего года нечаянной случай подал мне повод к начатию оной.
Тетка жены моей, г–жа Арцыбышева, отъезжая в степную свою деревню и оставив обеих своих дочерей у нас, просила меня, чтоб я подал им хотя малое понятие о законе. Я, согласясь с охотою на то, хотел было сперва растолковывать им Платонов катехизис, как единственную, имеющуюся у нас богословическую книгу о законе; но не успел начать, как нашел в том великие неудобствы.
Я находил тут многие пропущенные вещи, о которых человеку молодому необходимо знать нужно, а сие и побудило меня приступить к другому роду истолкования. Я положил пересказать им на словах все нужнейшие вещи, что им о Боге, о свете и о человеке знать надобно, и пошел своим порядком. Сделанный опыт и мне и им полюбился. Я продолжал всякой день ввечеру им кое–что сказывать и сделал, так сказать, у себя маленькую аудиторию и слушателями моими были помянутые обе девушки и мой племянник.
Но как материи накопилось уже нарочито много, то, опасаясь, чтоб они не позабыли, вздумал я сделать для них небольшую книжку, расположенную вопросами и ответами, в которой бы все то означено и вкратце изъяснено было, что я им рассказывал.