Совестно было уже ему, да и не можно меня удерживать, и он принужден был на отъезд мой согласиться. Совсем тем описание волостям, сочиненное мною, иметь ему весьма хотелось и как я показал ему прожект оному, то он так им прельстился, что стал просить меня, не могу ли я оное сочинить дома и не дам ли ему записки о том, что мне для обяснения всего к тому знать потребно.
— «Хорошо! сказал я; ежели мне когда дозволит время, так испытаю ему сделать сию услугу и не премину доставить к нему записку о том, что мне знать для того нужно», чем он весьма был и доволен, хотя в самом деле на уме у меня было совсем не то; но я всего меньше намерен был предпринимать сей труд в пользу других и по пустому. Сим тогдашний разговор наш и кончился.
Теперь расскажу вам смешной поступок г. Опухтина. Сей не успел узнать, что у нас с князем было кончено, как тотчас перевернулся бесом и из прежнего хладнокровного человека сделался ко мне ласковым и благоприятным.
До того не имел он об лошадях моих никакого попечения, а тогда вздумал мне выговаривать, для чего я стаи на особую квартиру и убеждал просьбою как гостя, чтоб я к нему переехал, но я не хотел ни под каким видом на то согласиться и довел до того, что он сказал о том даже князю; а тогда и князь стаи говорить и, упустя время, вздумал спрашивать, не покупаю ли уже я овес и сено?
Усмехнулся я тогда и не сказал на сие ни слова, и видно было, что князю было тогда очень совестно. Итак, принужден я был в удовольствие князя экипажу своему велеть переехать и вместе с ними ужинал и ночевал.
Как Опухтин жил тогда в тесном флигеле, то для ночлега отвели мне особый маленькой покой в новопостроенном только и не совсем еще отделанном доме.
Тут, лежучи в уединении, имел я довольно досуга и времени размышлять обо всем случившемся со мною, и размышления сии, соединенные с духом не весьма спокойным, не допустили меня долго заснуть; а поутру, проснувшись, не стал я уже долго медлить, но распрощавшись с князем, поехал домой.
Сим образом кончилось мое дело и я ездил, по пословице говоря, прямо «за семь верст киселя есть» и потерял время множество понапрасну и не сделал ничего. Но как я по философическим своим тогдашним мыслям не делал из всего дела сего дальней важности, да и не имел слишком сильного желания к сему чину и месту, то снес я сию неудачу очень с спокойным духом.
У меня свалилась равно как превеликая гора со плеч и я поехал назад еще с спокойнейшим духом, нежели с каковым туда ехал.
А много помогло к тому и то, что я, будучи и в Бобриках и в Богородицке, имел случай насмотреться, что должность управительская тут была не такова спокойна, каковою я ее себе сначала воображал; но по случаю производимых тут великих и многих строений и других обстоятельств, сопряжена была с бесчисленными трудами, заботами и хлопотами, кои показались мне так велики, что я ясно видел, что в случае определения меня тогда к сему месту, вышло б жалованье мне прямо соком и я, лишившись не только свободы, но и всех любимых моих упражнений, скоро бы всем тем наскучил и легко мог бы раскаяться, что променял драгоценную свою свободу на неволю, с бесчисленными хлопотами сопряженную. Совсем тем нельзя не признаться, что сколь я ни великодушествовал, но не мог избавиться от некоторых смущающих временно меня мыслей.
Обстоятельство, что слух о поездке моей во всех наших окрестностях распространился; что все полагали за верное, что я возвращусь не инако как уже управителем, и что приехав ни с чем и равно как осмеянным, подам повод к разным суждениям и переговорам, а завистникам к самым насмешкам и прочее, смущали и тревожили мысли мои еще чувствительнее и более, нежели самая неудача. И мне потребно было прямо философическое расположение духа к вооружению себя спокойно переносить все такие пересуды и толки.
Обстоятельным описанием моего обратного путешествия обременять вас почитаю совсем за излишнее, а только вкратце скажу, что, выехав из Богородицка, поехал я уже прямо большою дорогою чрез Дедилов в Тулу и далее, и что во время сего двудневного путешествия не случилось со мною ничего особливого, кроме того, что я во время оного и сидючи один в своей маленькой карете, имел еще более времени и досугу размышлять обо всем происходившем в последние дни и вообще обо всем этом деле, и что чем более я об нем помышлял, тем чуднее, удивительнее и непостижимее мне все происшествие сие казалось.
Привыкнув уже издавна верить и не сумневаться в том, что все делается и происходит с нами по смотрению, велению и распоряжению Промысла Господня, хотя и не сомневался я, что и тогда все сие происходило по воле моего Бога; но не мог никак понять, для чего бы все сие так тогда случилось со мною, и не мог всему тому довольно надивиться и не инако относил то, как к неиспытанным и неисповедимым об нас судьбам; Господним и утешал себя наиглавнейше тем, что неизвестно еще было, но к пользе ли еще моей все так, а не инак делалось, и что сего всего скорее от благости Господней ожидати надлежало.